|
— Ты слишком беспокоишься. Все сводится к тому, что они тупы, а мы — нет. Именно поэтому мы должны править, и мы будем править. По тону, каким это было сказано, Коули поняла, что он больше не хочет говорить. Они еще не все обсудили, но, если она начнет настаивать, Ликат только разозлится. Вздохнув, она вернулась к своему занятию. Погрузив металлическую ложку в жидкость, женщина отметила, что та уже выпарилась до половины объема. Она поворошила угли; очень важно, чтобы смесь спирта и воды, которая вытягивает отраву из кусочков коры в котле, не закипала. Коули осторожно поднесла ложку к лицу и принюхалась, отпрянув, будто едкий запах обжег ее. Нос защипало. Погруженная в размышления, она уставилась прямо перед собой невидящим взглядом. Кора чокчерри была из особой рощи, женщины из семьи Коули растили там деревья на протяжении поколений. Она тоже поддерживала традицию. Каждую осень, во время первых заморозков, Коули отправлялась в свою рощу и обдирала с ветвей все листья, складывая их в специальный ящик, стоявший посреди рощи. Пока земля спала зимой, она подстригала лишние ветви, чтобы деревья были целиком открыты солнцу и ветру. С приходом весны, перед тем, как распускались почки, Коули выкапывала канавку вокруг дерева, каждый год нового. Она располагала ее точно на том расстоянии от ствола, куда доставали ветви. Кроме того, Коули договаривалась с женщинами, которые сушили персики, и они отдавали ей косточки, которые она бросала в вырытую канавку. Коули не была уверена, что это помогает, но все же косточки пахли так же, как и сама кора. Возможно, что-то в этом и было. Косточки она засыпала прошлогодними листьями, и сверху навозом. Летом Коули собирала с других деревьев особую разновидность короедов, которые, по словам ее тети, способствовали выработке яда в коре. Она называла его голубой смертью. Бывали годы, когда, только попробовав кору этих деревьев, остальные насекомые падали вниз. Старуха с удовольствием наблюдала, как они подыхают в судорогах — от этого она ощущала собственное могущество. Как ни странно, кора прекрасно помогала от кашля и болей в горле. Высушенная и истолченная, с медом или без, она давала мгновенное облегчение. Племя знало, что Коули собирает кору для общей пользы. А Коули было известно, — и это принесло на ее лицо задумчивую улыбку, — что будет, если замочить кору и потом выпарить раствор. Целительница решала многое. Мирная политика Кола Мондэрка уменьшила поток раненых воинов, о которых она могла бы позаботиться. Но иногда бывали случайные пациенты, которым требовалось помочь перейти в мир иной, когда их раны были неизлечимы. А разве целительница не заботится о чистоте крови племени, лишая больных новорожденных благословения Вездесущего? И всего-то надо сыпнуть чуть-чуть порошка из бутылки на открытую рану или на губы; отвисшая челюсть, немного пены, легкие спазмы. Так просто и быстро, так удобно для всех и так мудро. Втянув воздух, Коули нахмурилась. Сильно пахло спиртом. Она бросила пригоршню толченого кедра на уголья. Клубы дыма своим острым ароматом забили все остальные подозрительные запахи. Спирт был под запретом. Церковь считала процесс дистилляции своим секретом. Она подумала о Сайле, не замечая, как шевелятся ее губы: — Ты многого еще не знаешь, великая Жрица Роз. Так любопытно было бы понаблюдать за твоим обучением. Так же, как вашим сестрам посмотреть на мое. Она вытерла лоб. Взгляд ее упал на Ликата, который сейчас тяжело дышал в глубоком сне. Ее угрюмость сменилась удовольствием. Временами он раздражал ее, но кто мог ему противиться? Красивый и умный, только какая-то мальчишеская лень была в нем, и эта лень доводила Коули до бешенства. И его ревность; иногда она делала Ликата совершенно неуправляемым. Но она-то знала, что на самом деле он слаще меда. Это Ликат обещал, что она въедет в Олу на белом коне, в мехах, золоте и драгоценностях с головы до ног. Коули поверила ему. |
