Русское слово «шлюха» по чисто лингвистическим причинам здешним авторам не приходит в голову, так что можно, не противореча традиции, говорить в данном случае о «куртизанке особого типа», много сделавшей для французского Просвещения. Понятное дело, что уже и гении эпохи Просвещения не прошли мимо ее открытий. Вольтер (тот самый сын нотариуса) приписывает Нинон де Ланкло знаменитую молитву: «О Боже, сотвори меня порядочным мужчиной, но ни за что не делай меня порядочной женщиной». Еще более почтительные современные французские авторы-феминисты настаивают на несомненной порядочности прославленной куртизанки. Другое дело, что «порядочность» и «честь» – понятия переменчивые и неуловимые. Уже в 1735 году один из почтенных биографов этой куртизанки, аббат Шатонёф, восхищался тем, как рано поняла Нинон, что «у женщины и мужчины не может быть одинаковой нравственности». И хотя в ту пору мракобесия она не могла еще себе ничего путного пришить на причинное место (в ту пору и отрезать-то толком ничего не умели), она все же боролась за женское равноправие и вела себя в любви как настоящий мужчина. Может, именно поэтому сегодня, когда права женщин стали могучим инструментом предвыборной борьбы, мифическую мадемуазель вспоминают во Франции даже чаще, чем она этого заслуживает. С другой стороны, левый французский исторический агитпроп (всегда недопустимо отстававший от московского) не успел наклепать у себя героинь хлопка, сахарной свеклы, метростроя, ткачества и стукачества (ни тебе Мамлакат, ни Марии Демченко, ни Лидии Тимашук), вот и приходится цепляться в отчаянье за предприимчивую куртизанку, проповедовавшую в постели безбожие и даже кормившую любовников салом во время Великого поста.
Только что вышла новым, дополненным изданием в солидном «Файяре» биография Нинон, созданная биографом-лауреатом Роже Дюшеном, который прямо указывает, что приведенную мной выше знаменитую молитву Нинон, записанную (или придуманную) самим Вольтером, могли бы повторить и Колетт, и Симона де Бовуар (а обе литературные дамы ведь были чемпионками сексуальной борьбы). Конечно, Роже Дюшен написал все же вполне солидную книгу, которая, в конечном счете, ставит романтическую уроженку Вексена на ее законное место, ибо при всем удовольствии, извлекаемом ею из небезызвестного процесса, речь шла о ремесле и промысле (жить-то надо, на одну одежу изведешь кучу денег).
Из жизнеописаний этой Нинон любопытный путешественник может узнать, что девственности (была все же некогда девственность) ее лишил скуки ради (и по взаимному, конечно, согласию – сумма компенсации была заранее согласована) сам кардинал Ришелье (что поделать – опять католическая церковь!). Вольтер писал, что Нинон и в 65 лет все еще получала солидную компенсацию от семьи Ришелье за то, от чего (по словам того же Вольтера) «синьоры, капитаны давно освободили наши страны». Вряд ли в ту эпоху даже какой-нибудь прогрессивной куртизанке удалось сорвать так много уже на первом этапе овладения мастерством. Впрочем, в чем оно, это мастерство, из книги Дюшена, подзаголовок которой обещает раскрыть «изящный способ любви», мне узнать так и не удалось. Ну да, вела дама вольные разговоры о сексе. Иных это греет. Ну да, игра на лютне и пение (папенька обучил). Ну да, хамство, тоже многих заводит: она и самому принцу Конде выговаривала в постели, что он не резво шевелится. Ну, вот еще хваленое ее остроумие… Здесь, впрочем, не поручусь, что все знаменитые шутки Нинон не были придуманы ее жизнеописателями после ее кончины. Да их и немного. Вот, скажем, королева предлагает Нинон уйти в монастырь, замаливать грехи, и та выбирает самый распутный монастырь – мужской монастырь «больших кордельеров». Непременно больших. Королева рекомендует ей пойти в «Заведение для раскаявшихся девушек», а мадемуазель отвечает, что она, мол, уже не девушка и к тому же еще не раскаялась. |