«Юноша, значит, а? Шурка?! Юноша?!» – она усмехнулась. Не может быть! Еще как может. Беспокойство охватило ее: а вдруг я его несколько раз видела – и попросту не узнала? Люди ведь меняются. Мог он измениться настолько? Не только рост. А вообще всё. Что там бывает с мальчиками. Прыщи. Мерзкие тощие усики. Руки-грабли. Ломающийся голос. Шурка?! Фу-у-у-у. Она прыснула.

– Стой! Назовись! – окликнул ее воинственный голос.

Таня хмыкнула. Не остановилась.

– Пароль!

Таня закатила глаза. Еще одна туда же. Все сейчас понабрались этих выражений.

– Входишь в зону моей оккупации.

– Пошла в жопу, – лениво бросила Таня.

– Вызываю на бой! – провыло сзади. Таня не обернулась.

Таня слышала мягкие скачки по асфальту. «Вот дура. Кто ж так делает?» – дернула усом Таня. Кошек в Ленинград наловили бог весть откуда. Деревенским труднее всего было привыкнуть к большим улицам: справа дома, слева дома, внизу асфальт, вверху небо, а между домом и домом не просунуть и листка бумаги; бежишь по улице – всё равно что в трубе: ни свернуть, ни шмыгнуть, только прямо. Опасно? Опасно. Улиц надо избегать.

– Моя зона-а-а-а!

Кошка летела в лобовую. «Деревенская, наверное», – смягчилась Таня. Подпустила поближе. На!

Никто из прохожих и не заметил, что две кошки шипя сцепились и расцепились. Видели только две мохнатые фигуры. Одна на тротуаре, хвост трубой. Другая облизала разодранный бок. Завывая, потрусила прочь, нырнула в арку.

– Пароль ей скажи, – фыркнула Таня угрюмо. Победа за ней, а настроение – почему-то поганое.

Таня растопырила перед глазами пальцы: почистить оружие, прежде чем убрать.

Когти были великолепны. Пять острых серпов. Но привычной гордости при виде них не ощутила.

Это Шурка-то изменился? Да что вы говорите! «…и хвост в придачу. Высший класс, – мрачно думала Таня. – А так, вообще, узнать меня довольно легко».

Стряхнула с когтей сизые клочья чужого меха. Крикнула в арку:

– Из дворов не высовывайся! Чучело гороховое!..

«…Не все такие добренькие, как я», – проворчала и потрусила дальше.

Глава 3

Новости. По таким она раньше не ходила. Как же у них дома-то, у людей на последнем этаже? И потолок косой?

В этом городе все не так.

Сколько Сара могла видеть: крыши, крыши, крыши. Зеленые, красные. Иногда – почерневшие. Или просто провал: прямое попадание бомбы. Выпукло блестели вдали шлемы-купола. Темнела стальная лента реки. Небо, низкое и тяжелое, держал лишь тоненький золотой шпиль – того и гляди хрустнет под тяжестью ноши. Хотелось пригнуть голову, втянуть в плечи. Чтобы не набить об это небо шишку.

Она подняла руку с куклой. Кукла лупилась своими угольными глазами. Но ничем не смогла помочь. В этом городе не было ни права, ни лева, ни центра, ни края. Слишком большой, чтобы увидеть, где у него края, – и соответственно сообразить, где центр.

Или она просто плохо смотрит? Сара высунулась.

Ветер заметил ее, тут же кинулся отрывать от трубы. Чтобы укатить, чтобы сбросить. Подол платья хлопнул по лицу. Было страшно отпускать трубу. Сара схватилась покрепче одной рукой. Другой цапнула подол. Заткнула в рейтузы. Ветер принялся таскать ее за косу. Развязал бант. Снять не смог. Длинные ленты вились и трещали в воздухе, как вымпелы.

Не только ветер заметил.

– Убьется же! – донеслось снизу. Зазвенел колокольчик. Шустро полз красный жук пожарной машины.

Сара осторожно вытянула шею.

Зернышки лиц, задранных вверх.