Лестница и в самом деле оказалась очень крутой, а вот сам подпол… Он показался Володьке совсем неинтересным. Там абсолютно ничего не было! Пустые полки с пыльными стеклянными банками и деревянные ящики для овощей.

Зато в углу Володька заметил довольно глубокую эмалированную миску с водой. И набитый шуршащей соломой матрас.

Он нагнулся над посудиной и пожал плечами: совершенно чистая, будто ее недавно вымыли. От матраса остро пахло собачьей шерстью. Почти такой же запах был в вольерах, где держали служебных собак, и куда Володькин класс недавно водили на экскурсию.

Присмотревшись, Володька разглядел за матрасом странные металлические ставни, заложенные засовом, и удивленно приподнял брови. Ну не окно же под землею! Тогда что? Получается, дед в своем подполе тайный лаз держит? Только зачем? И куда он ведет? Может, это для его собаки? Кстати, где она? Носится на улице в такой ливень?

Володька приподнял голову: крышка люка была откинута, так что открыть ставни он не рискнул. Хотя и очень хотелось посмотреть, куда выведет лаз. По размерам металлических створок Володька решил, что он запросто может этим лазом и сам воспользоваться. Впрочем, не сейчас. При случае.

На его появление прапрадед почти не обратил внимания, лишь глаза его остро блеснули в сторону внука.

Володька аккуратно вернул крышку на место. Зачем-то подпрыгнул на ней и пошел проведать Ивасика. А заодно и умыться. Тем более, чайник уже закипал, а рядом на плите исходила восхитительным паром небольшая жаровня.

* * *

Наблюдая, с каким аппетитом уплетает приготовленный обед внук — хрупкие птичьи косточки так и хрустели на его крепких зубах — Роман Феоктистыч усмехнулся:

— Нравится?

— Еще бы! — Володька плотоядно облизнулся. — Мясо-чудо. И вкус необычный. Мама так сроду кур не готовила!

— Ну ты даешь, парень. Каких кур? Это ж глухарь. Не видишь, мясо совсем темное? Разве у кур такое бывает?

— Глухарь?! — Володькины глаза восхищенно заблестели. — Вы на охоте были?

— Да уж, — хмыкнул прапрадед, — расстарался к твоему приезду. Набил кое-чем морозильник. Не на день хватит.

Володька мазнул взглядом по небольшому, старенькому холодильнику и продолжил допрос:

— Вы на глухарей с ружьем ходите? Или… это… как их… с силками?

— Иногда и ружьишком балуюсь, — неопределенно протянул Роман Феоктистыч и поспешно положил мальчику добавки.

Как заметил Володька, сам прапрадед почти ни к чему не притрагивался. Лишь потягивал чай, настоянный на каких-то травах и поэтому жутко пахучий. Ни на сахар, ни на шоколадные конфеты, что привез из города сам Володька, дед и не посмотрел.

«Диета, наверное», — подумал мальчик и, чтобы проверить свою догадку, пододвинул поближе к старику коробку с вишней в шоколаде.

— Угощайся! Мои любимые. Или вот эти — «Птичье молоко». А эти — польские, с черносливом. Вкусню-ущие…

— Нет уж, ешь сам, — Роман Феоктистыч брезгливо поморщился.

— Ты что, дед?! — возмутился Володька. — Это ж не дешевка какая! Ты ж кусни только!

Лицо старика явственно передернулось. Он бросил на внука мрачный взгляд и угрюмо буркнул:

— Спасибо, конечно, но сладкое не по мне. Года уж не те.

Он встал из-за стола. Потянул в сторону коротенькую пеструю ситцевую занавеску и почти радостно сообщил:

— Дождь-то кончился! Можешь теперь и во двор выйти, осмотреться. Чего ж в избе-то сидеть? Не за тем ты сюда ехал.

Володька поднял глаза на небольшое окно и просиял: действительно тучи куда-то исчезли; в небо, промытое только что прошедшим ливнем, будто синьки плеснули; и вновь вовсю старалось солнце.