— Знаю.

Просьба о помощи. Шанс положить конец безумию Разрушителя. Безумию Д'Шая. Безумию лорда Петрака — предателя.

Внезапно дракон и птицелев влетели в громаднейшие Ворота, свободно стоявшие в воздухе. Огромные черные змеи с всевидящими глазами сновали по каменной арке, а деревянные створки отворились в тот самый миг, когда Моргису показалось, что он вот-вот врежется в них. Черные стражи Ворот зашипели на них, но Грифон почувствовал, что этим шипением они признали в нем союзника, а не врага.

Посмотрев вниз перед самыми Воротами, Грифон едва успел разглядеть восточный край Канисаргоса, где толклось бессчетное множество фигурок в черных доспехах. Затем его взгляду открылся склон холма, на котором в панике метались такие же черные фигуры. Воздушные всадники почти нагнали дракона, крики грифонов стали резче, пронзительней — но Ворота закрылись прямо перед ними.

Огромный дракон стал долгожданным подкреплением для защитников Сирвэка Дрэгота. Грифон с изумлением увидел, что жителей Земель Мечты немногим меньше, чем волков-рейдеров! Когда он в последний раз был здесь, Земли Мечты представлялись ему едва ли не пустыней, по которой там и сям были разбросаны крохотные поселения, а единственным оплотом являлись Повелители Стражи. Теперь Грифон понял, как он ошибался…

Он чуть было не свалился с шеи Моргиса — дракон снова, как в борьбе с воздушными всадниками, сложил крылья и камнем полетел к земле.

— Грифон! Я не…

Кто-то, возможно, сказал бы, что дракону повезло, потому что падал он с малой высоты, и это спасло жизнь и ему, и Грифону. Кто-то — но только не сам Грифон.

В первый миг птицельву показалось, что он разлетелся на части: голова, руки, ноги — все отдельно. Каждая косточка, каждый мускул болели невыносимо. Спасительное забытье мягко подкралось к нему, суля избавление от боли, — но Грифон заставил себя не поддаться ему, помня, где они находятся.

В нескольких шагах от себя птицелев увидел огромное неподвижное тело Моргиса. Он попробовал пошевелить руками — и еле удержался от крика: правая рука была сломана! Три пальца на ней беспомощно болтались, а запястье по меньшей мере треснуло. Грифон осторожно перенес вес тела на левую сторону. Сесть было невозможно, встать — тем более.

Но это полбеды; с Моргисом все во сто крат хуже.

Волки-рейдеры, казалось, совсем забыли о них. Дракон упал и не шевелится — такой поворот дела вполне устраивал арамитов. Вероятно, они считали, что причиной этому стало колдовство Хранителей, но Грифон придерживался иного мнения. У Хранителей сейчас и без них было забот по горло: вся их сила уходила на покорение Сирвэка Дрэгота. Нет, виноват кто-то другой. Д'Шай или…

— Мне очень жаль, что пришлось так поступить с вами, но вы не оставили мне выбора.

Лорд Петрак, Воля Леса (правда, в этот момент его титул показался Грифону насмешкой), нависал над ним, появившись словно бы ниоткуда. Обеими руками он сжимал свой посох, приподняв его над птицельвом.

— Мне очень, очень жаль, но такую цену придется заплатить, чтобы хоть малая часть моих детей жила спокойно.

Посох Петрака с сокрушительной силой опустился на сломанную руку Грифона.

Удар раздробил запястье, в котором прежде была всего лишь трещина — но Грифон не издал ни звука, чтобы не доставлять предателю удовольствия.

Тяжелый кожаный сапог опустился ему на грудь, опрокинув на спину. Грифон смотрел вверх, на благообразное, полное достоинства оленье лицо. Странное дело: в «невинных» глазах оленя птицелев вдруг прочел глубокое отвращение — но не к Грифону, а к самому себе, к тому, что ему, Петраку, приходилось делать. Не успел Грифон удивиться этому, как на него обрушился второй удар посоха.