Мало что в сырости иной раз и разогнуться с утра не может. Они и это видят, но на себя не меряют. Правда, у всякой монеты две стороны…
Стоп. Круз замер, и тут же застыли щенки. Без команды и не оборачиваясь. Круз повертел головой, прищурился. Что не так? Склон, кусты, молодая трава. Внизу — лесок, ползет полого до следующего гребня, округлого, мохнатого. Небо чистое, солнце.
Яп-понский бог! Вон, над гребнем, как раз там, где лагерь, дымок. Завиток серый.
Круз побежал. Не заботясь особо про шум, не прячась. Впереди, сбоку замелькали тени щенков. Люто идут, плавно. Не то что дядя старшой в бронежилете и с выкладкой.
Но у дяди сорок лет стажа марш-бросков. Дядя уже как автомат ногами перебирает. Кусты кончились, сосняк молодой. Полегче. Вверх по склону чуть медленнее, не сбиться чтоб.
Наверху встал, сопя. Точно, оттуда дымит. И ведь ни выстрела не слышали. Что ж у них такое? Чтоб Михая без выстрела взять?
Михая не взяли без выстрела. Хотя могли, если б он кому-нибудь понадобился. Михай сидел у тлеющего костра и смотрел в небо. И улыбался. Широкой, безмятежной, счастливой улыбкой. Михаю было хорошо.
— Стоять! — рявкнул Круз щенкам.
Те уже стали сами. У них тоже был нюх. Не крузовский, но верный.
— Михай! — рявкнул Круз в лицо.
Михай чуть двинул уголком рта.
— Михай! Михай! — Круз с маху шлепнул по одной щеке, по другой.
Нащупал болевую точку под челюстью, надавил. Михай улыбался. Круз полез в карман. Так, так… вот. Вытащил ампулу, содрал колпачок. Вогнал иглу в бедро, надавил.
Улыбка чулком сползла с лица. Оно сделалось землистым, серым. И глаза проснулись — в злобу и боль.
Круз чуть успел отпрыгнуть.
— Михай, это я! Это я!
— Не стрелять! — Это щенкам.
— Михай!
Михай замер. Выронил кабар. Посмотрел удивленно.
— Михай, отвечай мне: что случилось? Где Дан? Михай, где Дан?
— Он ушел… — ответил наконец Михай. — Он ушел за час до того, как меня… как мне… Правый за ним пошел, так что не бойтесь.
— Что с тобой, Михай? Что случилось?
— Заяц, — сказал Михай и ткнул пальцем.
Под сосной на клеенке лежал запеченный в глине заяц — без левой задней лапы. В разлом глиняной корки уже пролезли муравьи и сновали туда-сюда, несли клочки по дорожке. А левая нога, наполовину обглоданная, лежала у брошенной Михаем винтовки.
— Михай, как же? Да откуда ты взял его? Ты что, не знаешь, в них счастья, как в скотомогильнике?
— Да я их раньше ел… и ничего, — сказал Михай растерянно. — А этого Хук принес, ну, псина Данова. Он же взял… а у него нюх получше, чем у тебя.
Щенки слушали настороженно. Один подошел, нагнулся над зайцем. Понюхал. И отпрыгнул, оскалившись.
— Слушай, а что теперь? Что? — спросил Михай, стараясь заглянуть Крузу в глаза.
Тот заставил себя повернуться, встретить взгляд.
— Ничего, Михай. Совсем ничего. У меня триста ампул налоксана. Может, еще найдем. Ты выдержишь.
— Я не выдержу, — прошептал Михай. — Это место смерти. Я чувствовал. Мне снилось… я…
— Он — не волк, — сказал вдруг Левый.
— Не волк, — эхом отозвался След.
— Не брат, — прогудел басок Последыша.
— Он — бык, — сказал Левый.
— А ну хватит! — рявкнул Круз. — Он мой!
— Он не выдержал, — сказал Левый укоризненно. |