Синхронное мотание головами и очередная борцовская схватка с весёлым сопением и пыхтением.

— У вас командира можно из-под носа украсть, — обвиняюще заявил Горька. — Нет, но где ж он может быть? — он сплюнул иголку и запустил пальцы за ремень. — Что, совсем никто его не видел?! — обратился Горька уже ко всем сразу.

Отрицательное мычание, мотание головами и вяканье разной степени внятности показали, что: а.) Сашку никто не видел; б.) тёплый и тихий вечерок окончательно расслабил грозных Лесных Псов.

— А об ужине кто-нибудь думает? — продолжал приставать Горька к народу.

— Да что о нём думать-то? — лениво ответила сверху Люська. — Дюжину банок консервов можно за минуту открыть, а Мирко всё равно до утра не вернётся, значит, свежего мяса не будет…

— Кстати, мы давно не охотились… — Дик удобней устроился рядом с Машкой — и молчание перешло в вялотекущую дискуссию об охоте.

Горька, вздохнув в третий раз, махнул рукой на друзей и отправился наконец на поиски Сашки.

Он прошёлся до реки и постоял на причале, бросая в воду камешки. По бульканью и кругам определил, что на середине река мельче, чем у берегов: всего метра полтора. Однако, это никак не помогло в поисках — и Горька вернулся на берег.

Обойдя по берегу и развалинам крепость, Горька оказался перед болотом, в которое превратилась одна из проток, когда-то игравшая роль части оборонительных рубежей. Дальше начинались густющие заросли багульника; на моховых кочках зрела клюква — у Горьки приятно свело скулы при одном воспоминании о её вкусе. Сашка там, что ли? Клюкву ест?

— Кого-то ищешь?

Горька обернулся и покачал головой. Сашка сидел в нише, образованной выпавшим их стены блоком, поставив на него ноги и скрестив руки на груди.

— сказал Горька серьёзно,

Сашка невольно улыбнулся:

— Пустяк, Джифро.

Клянусь, в порядке всё, — отвечал он словами из той же пьесы. — Ты что, меня искал?

— Да вроде того, — Горька прошёлся по плите и указал на место напротив Сашки. — Сяду?

— Садись… Всё беспокоишься обо мне? — Сашка вытянул ноги. — Ты ещё в детстве за мной присматривал. Помнишь, как моя мама просила тебя — младшего! — приглядеть за мной?

— Плохо помню, — признался Горька. — Да и ты с тех пор сильно изменился. Сейчас-то ты едва ли нуждаешься в опеке.

— Да… Но я бы отказался от своей самостоятельности… в обмен на то, чтобы вернуть прошлое. И тем не менее — ты и сейчас беспокоишься обо мне… почти как старший брат.

— Желание уединиться иногда приводит к тому, что возникает… ну… иное желание. Особенно когда у человека остаётся так мало якорей, которыми он держится за жизнь, как у… — Горька замялся, но Сашка без обиды договорил:

— …у меня?

— Как у тебя, — согласился Горька. Они с Сашкой могли говорить без околичностей.

— Не беспокойся, себя я не убью, — ухмыльнулся Сашка. — Особенно сейчас. Мне очень хочется увидеть нашу победу.

— Скажи, а были моменты, когда ты не верил в неё? — Горька оседлал плиту, чтобы посмотреть на заходящую Одиночку.

— Почти всё время я не думал о ней, — уточнил Сашка. — Трудно было представить себе мир за пределами конкретного дня и других людей — кроме нас. Ну и я просто старался убить как можно больше врагов, вот и всё.