|
Цивилизация к ним приходила в виде боевых машин врага, а войне Земли — где-то там, далеко-далеко — не было и не могло быть никаких вестей. Все они родились когда-то в благоустроенных домах, где были компьютеры, машины, тепло и свет, но иногда даже старшие ловили себя на мысли, что даже во сне не видят прежней жизни, лиц родных, не может восстановить прежнюю жизнь, как невозможно собрать правильно мозаику, половина кусочков которой потеряна навсегда… Мир был войной, жизнь — погоней и бегством, где весь смысл в убийстве врага, добыче пищи и дружбе.
Может быть, именно поэтому Сашка так тщательно сохранял пионерскую иерархию (которая по большому счёту ничего никому из них не говорила тоже) и вёл долгие, подробные разговоры о прежней жизни (которую и сам уже не очень помнил!) Забывать было нельзя, потому что необходимо было оставаться людьми, хотя бы на донышке души, хотя бы краешком мозга…
2
— Полевая кухня, — Горька Белкин ещё раз прожевал травинку из одного угла рта в другой. — Пахнет довольно вкусно. — Особенно если учесть, что мы третьи сутки не жравши, — подала голос со своего "насеста" Бранка Сомова. Сашка опустил бинокль. Его лицо отражало явственную внутреннюю борьбу. Заметив это, Горька подлил масла в огонь: — Даже если бы это была машина с рейками, всё равно игра стоит свеч. Там трое ублюдков. — Да, и один из них — офицер спецназа, — сказал Сашка задумчиво. — Что может делать офицер спецназа у полевой кухни? — Добирается в часть, — предположил Горька. Остальных такие вопросы не волновали. Кто-то сдержанно зарычал, лицо у всех стали окончательно зверскими. Зимой, в лютые холода, именно спецназ джаго заставил их покинуть надёжное убежище на болоте в двухстах километрах к юго-востоку отсюда и уходить по лесам в тридцатиградусный мороз. И именно с того бегства многие из них ещё не залечили толком ожоги обморожений. — Я сниму его первым выстрелом, — вызвалась Бранка. — Тут всего-то метров двести. — Подождите… — Сашка укусил сгиб пальца. — Так. Дим, Дик, Маш. Обойдите-ка дорогу и кусты на той стороне. Полевая кухня на пустынной дороге — или верх кретинизма, или засада. Трое исчезли в кустах совершенно бесшумно. — Да они всегда как дураки поступают, — проворчал Мирко, — никакой засады тут нет. — Нет так нет, — Горька сплюнул травинку, — а Сашка прав. Минут пять прошли в полной тишине. Лёгкий вездеход с прицепом полевой кухни по-прежнему стоял на просёлке. Водитель сидел на передке, оставив попытки починить машину — похожий на угрюмую грузную обезьяну из древних времён Земли. Повар скрылся в прицепе. Спецназовец в чёрной форме встал на обочине, осматривая лес. Под левой лапой у него покачивался штурмовой карабин с выдвинутым прикладом, морды видно толком не было, но ребята ощущали отчётливо, как пристально и внимательно он смотрит. Ничего не увидит, кроме зелени — полого поднимающийся луг и лес на холмах. Да и вряд ли он чего-то опасается на самом деле — тут давным-давно безопасно, то есть — безопасно вообще, абсолютно. Оглядывался джаго лишь по привычке… …Ку-ку, ку-ку, ку-ку… ку-ку… ку-ку, ку-ку… ку-ку… ку-ку, ку-ку, ку-ку… 3-1-2-1-3. Собственно, вьюрку-кукушке, чей голос и образ жизни очень похожи на кукушку земную, не прикажешь куковать или заткнуться — обычно они кукуют подолгу без перерыва, но однажды Сашка слышал, как вьюрок ясно и отчётливо просигналил старой доброй азбукой Морзе: "Готов к приёму сообщения," — так что ни у кого не вызовет особого подозрения такой странный ритм. |
