Красавчик сбился с шага, обо что-то споткнулся - кажется, налетел на
толстый корень,- и Ганс пару раз вытянул его длинной черной дубинкой. От
души, надо сказать, вытянул,- но на физиономии ушибленного, Вадим мельком
подметил, никакого особенного страдания не изобразилось. Скорее уж наоборот.
Они давно просекли, что сей доставшийся в соседи по бараку смазливый субъект
- самый настоящий мазохист. Вполне, может быть, и не педик, но мазохист -
однозначно. Из карцера, куда откровенно набивался, возвращался прямо-таки
просветленным, судя по тому, что непременно после этого спал на пузе,
получал чувствительно нагайкой по мягкому, однако держался так, словно
посетил сауну со сговорчивыми телками. Ну, в конце концов, каждому свое...
Что там было написано крупными черными буквами над воротами концлагеря,
никто из них до сих пор не знал - так уж вышло, что не оказалось знающих
немецкий. Что-нибудь классическое, надо полагать: "Каждому свое" или "Труд
сделает тебя свободным".
Комендант, герр штандартенфюрер фон Мейзенбург, конечно же, торчал у
ворот - хоть часы проверяй. Часов, как известно, ни у кого не имелось.
Пытаясь придать осанистости и важности своей невысоконькой толстопузой
фигуре, герр штандартенфюрер застыл в скованной позе памятника, сработанного
каким-то откровенным халтурщиком, подбоченившись правой и зажав в левой
длинный стек, из-под нахлобученного на нос сверкающего черного козырька
поблескивали очечки в никелированной оправе, а на груди красовался целый
иконостас - черные кресты, загадочные здоровенные значки, какие-то медали.
Доцент над этим набором побрякушек вдоволь насмехался еще в самые первые дни
- по его словам, герр комендант в истории .был не силен, а потому на груди у
него оказалось нечто, вряд ли имевшее аналогии в давней исторической
реальности. Самый сюрреалистический, по заверениям Доцента, подбор: кресты -
еще куда ни шло, медаль за спартакиаду для штурмовых отрядов тоже с грехом
пополам годилась, но рядом оказались знак штурмана люфтваффе, знак "За
танковую атаку", эмблема полевой жандармерии, которую носили не на груди, а
исключительно на головном уборе, и, наконец, вовсе уж не лезший ни в какие
ворота значок гитлерюгенда...
Как бы там ни было, но сам себе герр комендант чертовски нравился, что
откровенно сквозило и в наполеоновской позе, и в каждом жесте. Физиономия у
него оставалась непроницаемой, когда подтянувшиеся эсэсовцы выбрасывали
руку, приветствуя начальство, а кацетники, сдернув полосатые шапочки,
старательно выполняли "равнение налево", но душа герра коменданта наверняка
попискивала в своеобразном оргазме... Нет сомнений, судьбу совершившего
попытку к бегству он будет решать сам, вынося немудреный вердикт с важностью
Наполеона, ожидающего на Воробьевых горах депутацию с ключами от Москвы...
Вердикт, конечно, будет немудреным, а каким же еще?
Издали Вадим разглядел, что за женским столом, отделенным от мужского
дополнительной проволочной оградой, уже разместилось все немногочисленное
население женской зоны - дам было восемь, как раз на один барак (собственно,
и три десятка заключенных мужского пола разместились бы в одном бараке, но
их согласно неисповедимым замыслам создателей игры развели по трем). |