Колен посмотрел на небо. Трещина не увеличивалась. Каменный дождь затихал. Он вздохнул с облегчением, но в нем поднималась ярость. Сколько еще им жить под угрозой небесных камнепадов? Сколько еще пройдет времени, пока подрывники наконец раздробят этот непроницаемый панцирь?!

Его охватили отчаяние и ярость.

– Ну все, – прошептала мать. – Можем идти домой.

– Да, – вздохнул Колен, берясь за тачку. – По крайней мере, строительной площадки больше не существует. И отец туда больше не вернется.

– Ну да! – пробормотала Мария Манике. – Зато он хоть чем-то занимался. От безделья он становится злым.

– Он может поискать другую работу, – проворчал подросток.

– Вряд ли, с его приступами смеха, – прошептала мать. – Никто не захочет его нанять.

Колен сжал зубы. Скоро дома не останется ни гроша. Деньги, заработанные Жордошем во времена его славы, растаяли, как снег на солнце. Мария Манике хоть и была очень экономной, но уже тратила последние сбережения. Уже давно они ели только постные супы и черствый хлеб.

Они дошли до дома, покрытого меловой крошкой. От лекарства отец погрузился в глубокий сон. Он больше не смеялся. Мать и сын донесли его до кровати.

– Он похудел, – вздохнула Мария. – Жордош столько смеется, что не успевает поесть, это его истощает. Не знаю, сколько он так протянет.

Сдерживая слезы, она тихонечко закрыла дверь комнаты. Колен сел к огню и стал следить за котелком, подвешенным в очаге. Две репы и три жалкие морковки варились в кипящей воде. Потом они покрошат туда черствого хлеба, чтобы загустить скудную похлебку.

– Мать, – пробормотал он, – так дальше жить нельзя, скоро мы начнем щипать траву на поляне, как кролики. Надо заработать денег… Разреши мне наняться к подрывникам. За это хорошо платят.

– Нет! – возмутилась Мария Манике, бросив половник на стол. – Никогда! Слышишь? Никогда! Это слишком опасно. Старший сын Эмилии Лагодий пошел к ним и умер тотчас же, он упал с тучи вместе с камнепадом, который сам же и вызвал. Его подобрали среди кусков проклятого гипса с переломанными руками и ногами, с разбитой, словно старый горшок, головой. Ты туда не пойдешь!

Колен опустил голову и сжал кулаки. Мать никогда не согласится! А ведь работа подрывником решила бы их денежные проблемы. Конечно, она опасная, зато хорошо оплачивается. На недельный заработок они могли бы жить месяц и есть вволю.

– Тогда мы сможем показать отца настоящему врачу, – настаивал он, – а не ходить к наполовину слабоумному колдуну в Лес Фей.

– Прекрати! – зашипела Мария Манике. – Я знаю, что ты хочешь залезть на тучи, эта мысль не оставляет тебя в покое и ты готов использовать любой предлог, чтобы отправиться туда, но когда я говорю «Нет!» – это означает «Нет!».

– Ну раз так, – пробормотал Колен, надувшись, – я отправлюсь завтра наниматься в конюшни боевых лошадей. Мне сказали, им нужны конюхи. Это так же опасно, как и работать подрывником, но платят меньше.

Он надеялся, что мать что-нибудь ответит, но она сделала вид, будто не слышит, и склонилась над котелком, наблюдая, как варится ужин.

Сжав челюсти, он вышел из хижины и отправился через равнину, усыпанную упавшими с неба огромными камнями. Вокруг было пустынно, тихо. Ежедневные камнепады обратили в бегство и людей, и животных. Первыми сбежали гномы, их норы обваливались от ударов камней. Раньше стоило приложить ухо к земле, и услышишь, как они поют в своих подземных жилищах. Сразу становилось ясно, что равнина живет своей скрытой суетливой жизнью.