Изменить размер шрифта - +
Роковое кое для кого восемнадцатое
августа  девяносто  первого  года  застало  эсминец  на  рейде   знаменитого
черноморского города, не самого большого, но и не  самого  маленького,  куда
Довнар пришел, эскортируя явившийся с дружественным визитом учебный парусник
военного флота одной латиноамериканской страны.
   В  тогдашней  трехдневной  неразберихе  военно-морское  ведомство  как-то
забыло о "Стерегущем", приказов ему  никто  никаких  не  посылал,  а  потому
кавторанг действовал самостоятельно, опираясь исключительно  на  официальные
сообщения московского радио и позицию министра обороны. В девять часов  утра
Довнар собрал на баке команду, произнес краткую, но образную речь, велел  на
всякий случай расчехлить орудия, просемафорить  флажками  латиноамериканцам,
что они обязаны соблюдать нейтралитет,- а в десять минут десятого  к  берегу
уже пошли  журавлиным  клином  мотоботы  с  десантом.  Через  четверть  часа
вооруженные автоматами морячки Довнара, разбившись на мелкие группы,  заняли
в городе все, что с военной точки зрения следовало занять. В чем  их  горячо
поддержали сотни полторы пенсионеров-ветеранов с красными бантами,  а  также
вдрызг пьяный боцман с "латиноса", загостившийся на берегу еще с  вечера  (в
латиноамериканских странах военные перевороты - дело  житейское,  прямо-таки
будничное, и боцман  охотно  примкнул  к  ветеранам,  целые  сутки  искренне
принимавшим его за испанского коммуниста).  Городские  власти  с  превеликой
охотой отстранились от руководства, а городские демократы,  числом  четверо,
ушли в подполье и сопротивления силам реакции не  оказывали  (поначалу  они,
правда, строили  феерические  планы  потопления  реакционного  эсминца  либо
взятия его на абордаж, но потом как-то успокоились).
   Три дня молодой кавторанг был полновластным хозяином курортной жемчужины,
которая, в общем, жила все это время прежней беззаботной  жизнью,  а  визгом
моды для отдыхающих стало - пойти на набережную и сняться на фоне эсминца.
   Увы, Бонапарта из Довнара не вышло ввиду известного  финала  всей  затеи.
Был, правда, шанс не только сохранить  погоны,  но  и  заполучить  очередную
звездочку - стоило лишь, честно глядя в глаза комиссии, заявить,  что  город
был взят на шпагу как раз под флагом демократии, для защиты его от путчистов
(благо противоречащих тому бумажек не было).  Иные  жуки  так  и  поступили,
взлетев в генералы из майоров,  но  потомок  шляхтичей  не  стал  каяться  и
вилять, а потому вылетел с флота, что  твоя  торпеда.  Вернувшись  в  родной
Шантарск, он долго мыкался с клеймом "пособника гэкачепистов", пока не попал
к хозяину "Интеркрайта", стоявшему выше таких пошлостей...
   По  мнению  некоторых,  Довнар  после  пережитого  самую  чуточку  поехал
рассудком (что, впрочем, ничуть не казалось  удивительным  Данилу  Черскому,
помнившему свои собственные мыканья - и после  прихода  Горбачева,  и  после
октября девяносто третьего). Заявив, что  уходит  во  внутреннюю  эмиграцию,
Довнар полонизировал имечко,  выбил  новый  паспорт  (не  без  помощи  главы
"Интеркрайта", любившего в людях безобидные странности, если они  не  мешали
делу), стал ходить  на  мессы  в  возвращенный  католической  общине  костел
дореволюционной постройки.
Быстрый переход