Мне поднесли пластиковый одноразовый стаканчик с водкой, потом второй. Я решился пожертвовать обществу мою личную бутылку коньяка и подсел к столу. Армяне нарезали вареной картошки, сыра и рассказывают анекдоты, студенты сидят друг у друга на коленях, веселятся и наблюдают, как я пью водку. С ними три девушки.

Я распаковал ящик с водкой и вынул первую бутылку. К часу ночи некоторые уже уснули в одежде, откинувшись на кроватях. Передо мной плавало лицо одной из студенток.

- Пойдем погуляем?

- Вы что? Очень холодно. - Она улыбается, и парни, по-моему, тоже. - Вон ее пригласите, она, наверное, хочет.

- А я с тобой хочу. Пойдем.

Но девушка наконец куда-то пропадает, я лежу на кровати лицом вниз, а меня трясет армянин. На улице солнце.

- Э-э, братишка, последний автобус в Город отходит, пошли.

31 декабря вечером я снова в Городе. На автовокзале похмеляемся шампанским, и я расстаюсь с армянами. Я все равно не добрался бы домой к Новому году. Олеся снова открывает мне дверь, и я не знаю, рада она моему появлению или нет.

Недорезанные салаты на кухонном столе; шум воды в душе; смогу ли я починить утюг? - в нем что-то случилось; взвизги и смех в закрытой комнате; огромная кастрюля с бигуди на плите. Прижимая к груди платье, девушки поминутно проносятся мимо кухни, где сижу я и чищу картошку, потом бегом на балкон, чтобы узнать, холодно на улице или нет. Нужно еще раз послать меня за майонезом, позвонить в десять разных мест и, уже надев выглаженное платье, найти на нем ужасное пятно. Нужно, чтобы во всей квартире громко играла музыка и был включен телевизор. Нужно делать все одновременно: бегать по всем комнатам, теряя на ходу тапочки, заглядывать в кухню, чтобы узнать время, и каждый раз приходить в ужас. А потом вдруг усесться на диванчике и, сблизив головы, двадцать минут рассказывать что-то шепотом, прыская и давясь от смеха.

К одиннадцати все готово. Мы идем к Олесиным родственникам, и я вместе со всеми пью там водку за счастье в Новом году. Пока бьют часы, девушки что-то загадывают. На Олесе коротенькое платьице.

В половине первого они заводят меня домой и убегают поздравлять каких-то друзей, к которым мне не обязательно их провожать. Я достаю из своего ящика еще одну бутылку и смотрю телевизор.

И вдруг приходит Олеся. Просто поворачивается в замке ключ, четыре или пять раз цокают каблучки, дверь захлопывается. В кухню заглядывает посвежевшее от мороза и бега лицо, очень строгое, или, может быть, равнодушное, или безразличное - долго удерживать одно и то же выражение не получается, - и в глазах праздник. Так мало времени в эту ночь, так много надо сделать всего. Надо еще успеть объяснить мне, что она забежала только потому, что ей должны позвонить. Что она подождет минут пятнадцать, и если звонка не будет, то помчится обратно. У меня тоже мало времени - надо спрятать бутылку, съесть пару ложек салата, нет, лучше зажевать жвачкой, пока Олеся снимает сапожки в прихожей. По-моему, рожа моя уже слишком красная от водки.

Мы сидим напротив друг друга - она на диване, я на полу. И Олеся время от времени жалуется, что звонка все нет и нет. А ей надо бежать. Я тоже понимаю, что время уходит, но почему-то молчу.