— Ты слышал, что Монтаний Аттицин покончил с собой, бросившись из окна своей виллы?
— Я не слишком хорошо знал этого человека, — Валерий равнодушно пожал плечами. — Что заставило его пойти на такой шаг?
— Монтания давно изводили гнойные язвы на тайных органах.
— Я слышал, он был чересчур несдержан, вступал в связь со всеми встречавшимися ему женщинами, даже с самыми опустившимися.
— Да, у него был дурной вкус, но жена любила его… Монтаний всегда боялся врачей. Он даже ни разу в жизни не пускал себе кровь, хотя головные боли мучили его в последние годы хуже самого изощрённого палача.
— Как же он решился покончить с жизнью? — удивился Валерий.
— Жена вынудила его открыться ей. Увидев его язвы, она пришла в отчаянье. Она была верной его спутницей в жизни и не оставила его в смерти. Она привязала Монтания к себе верёвкой и выбросилась из окна в озеро, увлекая его с собой.
— Она убила его, — заключил Валерий и задумчиво посмотрел в небо. Над головой застыли в глубокой синеве яркие белые облака.
— Ради его же блага. Она хотела избавить его от страданий, — ответил Секстий. — Я почему-то испугался этой истории. Последнее время мысли о смерти наводят на меня панический ужас. Но я не могу не думать о кончине, — Секстий шагнул вперёд, при этом его тело заколыхалось, как студень, и взял коня Валерия под уздцы. — Особенно пугают меня всякие непонятные вещи.
— Что ты имеешь в виду?
— Взять хотя бы Энотею. Разве такое можно объяснить?
— Не знаю, о чём ты говоришь.
— Разве ты не слышал об Энотее? Её мёртвое тело возят по Италии и показывают людям. Вот уже дней пять оно выставлено напоказ в Одеоне — малом театре.
— Зачем нужно показывать тело мёртвой женщины? Кого это заинтересует?
— Затем, что это чудо, Валерий! Тело этой женщины не подвержено тлению. С ним ничего не происходит! Оно не разлагается! От него не исходит дурного запаха! Я дважды ходил смотреть на неё. Она была проституткой, насколько я понял из объяснений…
— Странно, — проговорил Валерий.
— Поезжай в театр, посмотри сам, — Секстий всплеснул руками. — Ты не поверишь собственным глазам. Она выглядит живой. На вид ей лет двадцать, но говорят, что она прожила все девяносто!
Театр находился в двух минутах ходьбы от улицы Изобилия. Валерий Фронтон мог бы и не проявлять любопытства, но для Нарушителя не поглядеть на таинственную покойницу было бы настоящей оплошностью.
Он обогнул фонтан с лепным рельефом бога изобилия и направил коня в переулок.
«Кто она такая? — размышлял он. — Чуть ли не столетняя старуха, которая выглядит юной девой? Откуда могла взяться эта женщина? Может, она тоже имеет отношение к Тайной Коллегии?»
Всюду на стенах домов виднелись яркие рисунки. Тут булочник раскладывал на столе хлеб разной формы, там сукновалы красили и ворсили ткань, чуть дальше владелец цветочной лавки красовался в обрамлении цветочных гирлянд… Надписи под рисунками объясняли, насколько хозяева заведений были искусными в своём деле людьми. Также на многих стенах крупными буквами были выведены призывы голосовать за того или иного кандидата на ближайших выборах на должности эдила и дуумвиров. «Гельвий Ваций будет хорошим эдилом и устроит богатые игры», «Народ поддерживает Марцелла Прима»… В конце улочки Валерий увидел женщину, стоявшую в важной позе, уперев руки в бока. Возле неё суетился карлик с кистью в руке. Он заканчивал выводить надпись: «Гельвия Вация поддерживает Стация Красноволосая. О, если бы всегда в колонии были такие граждане, как Гельвий Ваций!» Чем ближе к выборам, тем активнее делались граждане. |