Рош нахмурился. Губы превратились в две тонкие ниточки.

— Не смей её трогать! Хоть я и жалею тебя, но убью, не раздумывая.

— Конечно, она же человек!

Оборотница заметалась на привязи, как дикий зверь по клетке. Она была напряжена и взвинчена до предела. На мгновенье колдуну показалось, будто Ирис ревнует. Нелепо? Но, может, её подчинение — следствие привязанности? С чего бы ей так откровенничать, так угрожать? Нелепо угрожать, ведь без посторонней помощи ей отсюда не выбраться.

Рискнул, развеял заклинание и поинтересовался:

— Тебя не устраивает наличие…хм, соперницы?

— Меня не устраивает, что мою дочь отдали чужой бабе! И, если уж так хочешь знать, чужие запахи тоже. Забери меня отсюда. Ну, чего вылупился? Забыл, что я кое-какие права на тебя имею?

— Какие ещё права? — нахмурился Рош. — Что ты там возомнила?

— Да всего лишь собиралась прижать тебя к лежанке пару раз для увеличения поголовья. А чтобы всё хорошо вышло, на тебе должен быть только твой запах, а не прочих самок.

— Наглеешь! Ты мне никто.

— Взаимно. Дажею в подмётки не годишься, — Ирис презрительно фыркнула. Кажется, она успокоилась или умело это скрывала. — Закатай губу, колдун: вижу ж по лицу, что возомнил себя спутником. Давай, снимай с двери эти цацки, а то привязь у меня длинная, можешь не успеть.

Рош колебался. По всему видно, что поведение и эмоции оборотницы нестабильны, быть может, произошли некие изменения в разуме. Раньше она была предсказуема, теперь же ставит в тупик. Эти намёки на ревность — и не наигранное презрение. Мысли о будущем, будто и не было решения Конклава… Сходит с ума? Чем её поили? «Счастьем»? Но у всего есть предельные дозы, лекарство легко становится ядом.

Ирис вновь вплотную приблизилась к нему. Просто стояла и ничего не делала. Она заметно похудела, осунулась…

— Я хочу к дочери, — наконец произнесла оборотница. — И она, и я — не куски мяса и шкуры.

Колдун решился и, обойдя Ирис, не поворачиваясь к ней спиной, контролируя движения, обрезал привязь. Намотал конец на руку и предупредил оборотницу о последствиях нападения.

Ирис не двинулась с места, лишь типичным женским, давно заученным жестом поправила волосы. Потом устало прикрыла глаза и опустилась на пол. Странно, будто и не жаждала сбежать, выбраться на волю.

— Оружие убери.

Значит, всё прекрасно видела, притворялась. Но и, правда, если рисковать, то до конца.

Рош потянул за верёвку, побуждая оборотницу подняться, однако она не сдвинулась с места, только глаза открыла. Встала сама, через пару минут и направилась к двери. Терпеливо подождала, пока колдун снимет чары, и поплелась за ним, будто старый уставший жить пёс.

Оказавшись в комнате Роша, Ирис встрепенулась, до предела натянула верёвку, пытаясь подобраться к колыбельке дочери. Колдун сжалился и снял с неё ошейник. Оборотница отблагодарила его взглядом и метнулась к Аглае, прижала к себе, ощупывая, осматривая и обнюхивая. Аж дрожала от возбуждения.

Рош представил, что с ней будет через пару месяцев. Действительно ли забудет, утешится инстинктами? Или поведёт себя как женщина? Дочь, несомненно, она любила, беззаветно и преданно.

Видя, что Ирис улеглась на полу, прижимая Аглаю к груди, колдун решил, что и ему пора набоковую. Час поздний, завтра предстоит много дел… Безусловно, спать в одной комнате с оборотнем — не лучшая идея, но до этого бог берёг, не в первый раз.

Зевнув и вспомнив приятные события прошедшего вечера, Рош наложил чары на дверь и завалился спать.

Проснулся он требовательного стука в дверь.