Цесаревич попытался возразить, но я без особых церемоний вытащил его из кабины за шиворот и потянул в сторону ближайшей парадной, на прощанье не забыв похлопать ладонью по раскаленному капоту «Мерседеса».

Бравый немец отдал свой долг короне и отечеству — а вот у самое сложное явно было еще впереди.

Двор-колодец впускал не так уж много света. Солнцу достался совсем крохотный квадратик между воротами и многострадальным «Мерседесом», но я все-таки успел заметить, как в нем промелькнула быстрая хищная тень. Меншиков наверняка заметил и машину, и нас у двери, однако атаковать не успел. И пикировать все-таки побоялся — с такими крыльями среди домов все-таки не развернешься. А без них его светлость, похоже, чувствовал себя не так уж и уверенно.

У меня даже появилась мысль спрятаться и отсидеться где-нибудь внутри, однако рев моторов на улице явно намекал, что Меншиков пустился в погоню не один. Владеющие в штатском и солдаты пока еще не могли видеть нас с цесаревичем, но наверняка заметили, над какими домами кружит их господин, и спешили сюда что есть мочи.

И их определенно было куда больше, чем я мог бы перестрелять из «браунинга» с пятью патронами в магазине.

— Надо спешить, ваше высочество. — Я прикрыл дверь и на всякий случай задвинул засов. — Постараемся найти какой-нибудь проход. Или выбраться на крышу через чердак… И при этом не попасться на глаза его светлости.

— Это… это Меншиков? — Цесаревич, похоже, начинал кое-что соображать. — Какого черта ему вообще нужно⁈

— Вы. Судя по всему. — Я пожал плечами. — Наследник престола, да еще и единственный — это тот козырь, с которым можно диктовать условия даже самому императору.

— Отец никогда не станет иметь с этими людьми никаких дел!

— Да? — усмехнулся я, поднимаясь по лестнице. — В таком случае мне очень жаль, что они об этом не догадываются.

Окно второго этажа выходило на улицу. Не ту, по которой мы сюда приехали — на соседнюю. Но соваться туда определенно не стоило: к дому уже подкатил армейский грузовик, из которого на ходу выпрыгивали солдаты. Меншикова больше не интересовал штурм дворца Юсупова, и он стянул к нам если не всех уцелевших бойцов, то уж точно изрядную их часть. Дверь внизу уже дрожала от ударов сапогов и винтовочных прикладов, а из дворе, где мы бросили «Мерседес» слышались крики и ругань.

Иными словами, нас обложили со всех сторон, и единственный оставшийся путь к отступлению вел наверх, прямо в дружелюбные объятия Меншикова. Не то, чтобы я уже отчаялся найти проход хотя бы в соседнюю парадную, однако…

— Ложитесь! — заорал цесаревич. — Сейчас ударит!

Я снова ощутил мощь чужого Таланта — на этот раз совсем близко, буквально в нескольких шагах. А потом лестница под ногами вздрогнула, и окно впереди вдруг исчезло, оставив вместо себя здоровенную дыру. Кирпичи брызнули во все стороны, и из легких будто вышибло весь воздух сразу. Цесаревич, кажется, пытался прикрыть меня своим телом, но толку от этого оказалось немного.

Нас обоих смело, с хрустом приложило об перила и, как следует покрутив, сбросило вниз, на второй этаж. Я изрядно приложился головой и, кажется, на несколько секунд даже потерял сознание. Впрочем, тело неплохо справлялось и без него, и когда темнота рассеялась, я уже вовсю тащил цесаревича по коридору, схватив под мышки.

Только он почему-то с каждым шагом становился все тяжелее, а в левом сапоге вдруг захлюпало. Боли я так и не почувствовал, но торчащий из-под ребер слева обломок чугунного прута явно намекал, что дело плохо. Кровь хлестала из меня, как из резаной свиньи, и организм мог или дальше убегать, или попытаться на скорую руку заделать дырку.

Но уж точно не то и другое одновременно.