Вяземский выбрал второе.

— Захлопни пасть, подсвинок! — прорычал он, привставая. — Еще одно слово о моей дочери — и, клянусь богом, я вас тут всех в порошок сотру… Ты еще не знаешь, кто такой Петр Вяземский!

— Представьте себе — знаю. — Я выдержал полыхающий мощью Таланта взгляд, не мигая. — Петр Вяземский подлец, трус и убийца. Не исключаю, что еще и изменник. И даже будь у вас возможность избавиться от меня без лишнего шума — а ее у вас, очевидно, нет и уже не будет — моя смерть лишь укрепит подозрения и похоронит окончательно и вас, и всю вашу семью. И в первую очередь — несчастную Катерину Петровну.

Стол под моими ладонями заметно остыл. Казалось, еще немного, и по скатерти поползут морозные завитушки. Вяземский вобрал из окружающего пространства столько энергии, что вполне мог бы врезать. Не кулаком, конечно — у Владеющего такого класса в арсенале просто обязаны быть умения и посолиднее обычного мордобоя. Сила, которая умеет исцелять человеческое тело, вполне годиться и для того, чтобы превратить его в визжащий кусок плоти. И еще неизвестно, справится ли моя защита, если его сиятельство слетит с катушек настолько, чтобы пустить в ход Талант.

Но мгновение шло за мгновением, и я все больше убеждался, что бой все-таки закончился — и закончился моей победой. Зал ресторана был почти пуст, и все же за нашей беседой наблюдало достаточно чужих глаз: рабочие, пара сибиряков в темном углу, дед Федор на лестнице… А когда Вяземский повысил голос, к ним наверняка присоединились и поварята с кухни. Возможностей силового решения нашей деликатной проблемы — если они вообще были — определенно становилось все меньше и меньше.– Ладно… Господь милосердный, ладно! — Вяземский рухнул обратно на стул. — Просто скажите — чего вам нужно?

Глава 3

— Чего мне нужно? — усмехнулся я. — Правду. И ничего кроме правды. Чистосердечное признание облегчит вашу совесть.

— И мой кошелек? — Вяземский сердито сверкнул глазами. — Вы ведь этого хотите, сударь?

Удивительно, как все таки сильно люди переоценивают деньги. Это почему-то свойственно даже тем, кто родился в дворце и за всю свою жизнь ни разу ни в чем не нуждался. Впрочем, аристократами в таких случаях движет не собственный печальный опыт, а скорее затаенное презрение ко всем прочим сословиям. Вяземский вряд ли интересовался моей биографией — и видел перед собой самого обычного гимназиста. Человека чуть ли не с самого дна дворянского общества. Того, кому можно заткнуть рот достаточно толстой пачкой купюр.

— Вот как? Хорошего же вы мнения о моей персоне… Даже обидно. — Я осуждающе нахмурился и покачал головой. — Нет, я не нуждаюсь в деньгах, ваше сиятельство. А если бы и нуждался — вряд ли мое молчание вам по карману.

— Зато свое я готов предложить совершенно бесплатно. Вы и представить себе не можете, куда лезете, милостивый сударь. — Вяземский огляделся по сторонам и закончил уже тише: — Если я заговорю, то вряд ли проживу дольше пары недель.

— Поймите наконец, ваше сиятельство. — Я облокотился на стол и подался вперед. — Вы уже погибли. Виновный в подобных преступлениях непременно ответит перед законом, дворянским собранием и лично государем императором. Рано или поздно — очевидно, это лишь вопрос времени. Такое не простят ни при каких обстоятельствах, и вас не спасет ни имя, ни лучшие столичные адвокаты, ни даже бегство. У российского правосудия длинные руки, и оно достанет любого.