У вас есть источник, подтверждающий ваше выживание?
— Я сама источник! Я жива!
— То есть, ни один из авторитетных источников эту информацию подтвердить не может? До свидания, девушка.
Вечером она все-таки пробилась на «Теленовости», где напоролась на суровую, хмурую женщину:
— Как вам не стыдно, девушка, пиариться на чужой крови! — отчитали ее. — У людей случилась страшная трагедия, а вы хотите мелькнуть на экране, нагло пользуясь чужим горем. Неужели у вас не осталось ни капли совести? Кем же нужно уродиться, чтобы так поступать?
После этого она больше никуда не звонила а, распечатав фото с одного из сайтов, отправилась в Останкино — и долго толкалась у бюро пропусков. Назвать имя человека, к которому она должна пройти, Ира не смогла. Ни один из корреспондентов, известных по экрану, подтвердить выписку пропуска невесть кому тоже не соизволил. Имя Ирины Савельевой уже утонуло в архивах и интереса не вызывало.
Отчаявшись, она не придумала ничего более умного, кроме как зарегистрировать свою страницу в «Живом Журнале», поместить фотографию там и написать, что она жива, а также обновить этим сообщением страницу в «Контакте».
В «Контакте» три подружки откликнулись поздравлениями, в «жиже» на информацию не отреагировал вообще никто.
Отчаявшись привлечь внимание, она прошлась по лентам самых популярных блоггеров, помещая сообщения под кричащим заголовком: «Телевиденье врет!».
Реакция последовала уже через минуту. Примерно два десятка собеседников обозвали ее «исламистской подстилкой, желающей отмазать дружков от убийства». Причем это был самый вежливый из ответов.
Чтобы дискутировать таким образом, у Иры не хватило ни злобы, ни знания матерных выражений. Она просто заперлась у себя в комнате с бутылкой «Мадеры» и накрылась одеялом с головой. Так и заснула — заплаканная и в одежде.
Поутру она хотела сделать еще попытку — но обнаружила, что и в «Контакте», и в «ЖЖ» ее регистрация аннулирована по причине «нарушения пользовательского соглашения». А еще по электронной почте пришло предупреждение, что за распространение материалов, разжигающих межнациональную рознь, она может быть привлечена к уголовной ответственности.
На кухне зазвонил телефон.
— Иришка, это тебя! — крикнула мама.
— Что? Уже? — устало удивилась Ира, прошлепала к ней, взяла трубку. — Алло?
— Привет! — прошептали в трубке.
— Привет, — отозвалась она.
— Я могу к тебе подъехать?
— Приезжай.
— А адрес скажешь?
Ира послушно продиктовала и повесила трубку.
— Кто это был? — спросила мама, вытирая у раковины тарелки.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Какая разница, если я все равно мертвая?
— Доченька, — отложила мама посуду. — Ты слишком близко принимаешь это к сердцу. Цела — и слава Богу. Лучше сходи, свечку в церкви поставь, что обошлось.
— Ну, почему так, мама? Как вранье какое — так оно со всех сторон как из ведер льется. А если правду попытаться сказать — то я и блядь, и подстилка, и на крови пиарюсь? Почему так происходит? Откуда вся эта дрянь валится, зачем? Кому это надо? — Девушка почувствовала, что глаза опять набухли слезами.
Но тут в дверь позвонили, и мать кивнула:
— Отец, наверное. Открой, у меня руки мокрые.
— Хорошо.
Вытирая запястьем глаза, Ира вышла в коридор, щелкнула замком… и попятилась от вида охапки бордовых роз. |