Идея казалась ему все более привлекательной. Он повернулся к остальным.

Увидел лицо Ирит и выкинул из головы эти глупые мысли. Она, конечно, еще не готова пойти с ним и стать женой шуларского фермера, но и он еще не готов забыть о предсказании Зиндре и вернуться домой без нее.

– Пошли. – Келдер двинулся дальше. – Дорога впереди длинная.

Но уже через сотню‑другую ярдов они увидели башни глиморского замка. Келдер вспомнил, каким голодным проснулся в то утро. Когда это было? Неужели минуло лишь шестиночье? Знай он, что замок так близко, никогда бы не повернул на восток.

Но в этом случае он не встретил бы Ашу и Эздрела... но мог бы встретить других людей. Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди... разумеется, без магии.

Зиндре‑то знала, предположил юноша. Знала, что он повернет на восток, как и произошло на самом деле... а может, такие мелкие подробности знать ей было и ни к чему, потому что в своем пророчестве она имела дело с закономерностями. Может, судьба предопределила его встречу с униженными и оскорбленными, а вот с кем конкретно, решил случай.

Вообще Келдера все больше занимал вопрос: а что есть пророчество? Несмотря на то что слова Зиндре наперед принимались им за аксиому, он хотел знать, как работает сам механизм. Все ли его действия предопределены? Или только некоторые? Если так, то почему?

Если все, что бы он ни сделал, предопределено, тогда он совершенно не контролирует собственную жизнь и его деяния и мысли не имеют абсолютно никакого значения. Этот вариант Келдеру совсем не понравился.

Ежели, однако, он таки мог что‑то контролировать, как это что‑то могла предсказать Зиндре? Да, тут было о чем подумать. Вот Келдер и думал, пока вся компания шагала по Великому Тракту.

– Следующий город – Урдурон, – объявила Ирит.

– Сколько до него? – спросил Келдер.

Ирит задумалась.

– Не помню, – призналась она. – Наверное лиги три.

Келдер вскинул голову:

– Человек обычным шагом может пройти лигу в час. Солнце зайдет не раньше чем через четыре часа.

– Тогда пошли, – предложила Ирит.

Эздрел, естественно, с ней согласился, так что голоса распределились три к одному. К возражениям Аши никто не прислушался.

– Ты можешь хоть ненадолго превратиться в лошадь? – спросила девочка.

Келдер ожидал, что Ирит откажется, но та лишь кивнула:

– Хорошо.

И исчезла, а на том месте, где она только что стояла, появилась белая кобылка.

Эздрел во все глаза смотрел, как Келдер помогает Аше усесться на спину Ирит, затем протянул руку, чтобы коснуться ее бока.

Кобылка отпрыгнула в сторону и протестующе заржала. Аша едва успела схватиться за гриву и чуть не упала.

– Не надо ее трогать, – предупредил старика Келдер.

Эздрел более не пытался прикоснуться к кобылке, зато не отрывал от нее взгляда.

Келдер, разумеется, понимал, что любуется старик отнюдь не лошадью. Поначалу его удивляло застывшее в глазах Эздрела восхищение: конечно, кобылка из Ирит получилась ладная, но уж в человеческом обличье Ирит выглядела куда как привлекательнее. Лично у него интерес к Ирит разом пропадал, едва она становилась каким‑нибудь животным.

Потом он вспомнил о любовном заклинании и понял, что тут облик не существен. Эздрел любил Ирит, как бы она ни выглядела. Для него главное состояло не в том, что Ирит – лошадь. Решающее значение имела ее обнаженность.

Это открытие еще больше усилило неприязнь Келдера к любовному заклинанию. Противно смотреть, какие сладострастные взгляды бросает Ээдрел на кобылу. Даже жалость, которую юноша испытывал к несчастному, уступила место отвращению.

И он еще более укрепился в желании снять заклинание с Эздрела, не ради него или Ирит и даже не потому, что на это нацеливало его пророчество.