Остапенко остался «ждать хорошей погоды» в советском посольстве, вернее, в багдадской резидентуре Комитета. Другие же члены нашей «геологоразведочной» команды с ветерком отправились на родину до выяснения дальнейшей судьбы нашего оригинального предприятия.

Единственной жертвой первой поездки оказался Роберт Юрьевич Сандомирский, доктор физических наук. С ним я всего разок потолковал и даже не успел обсудить, а что странного обнаружилось в моем магнитном поле, когда я вернулся после болотной вылазки. Пожалуй, такой разговор кое-что бы прояснил. С другой стороны, профессор Сандомирский мог и заложить меня, приняв за вражеского агента или гэбэшного провокатора, которого надо упредить. Мог сообщить о моем чрезмерном интересе и особой осведомленности хотя бы Петровичу.

Так или иначе, в багдадской больнице душа и тело Роберта Юрьевича разлучились из-за травм, несовместимых с жизнью.

Остапенко рассказывал потом, что навещал ученого незадолго перед финалом, тот будто бы обрел речь и все повторял: «Передайте Фролову, ворота Вавилона открываются, ОТВЕРЖЕННЫЕ скоро придут к нам… Апсу не из их числа, он был прежде них… Фролов поймет.» «Нет, - качал головой подполковник, - все-таки бредил наш профессор, даже майор Фролов не поймет. Ворота какого Вавилона? Такого государства ведь давно уже нет.»

По словам подполковника, Сандомирский все просил, чтобы какой-то дух, то ли бес, то ли джинн покинул его. А спустя несколько минут после того, как врач зафиксировал смерть, мышцы мертвеца непроизвольно сократились, и он бросился прямиком в окно, где и застрял, истекая бесполезной уже кровью.

Все это подполковник рассказал, когда мы прежней командой, естественно за исключением Сандомирского, снова прибыли в Багдад - что случилось четыре месяца спустя.

А пока что нам предстояло еще вернуться на родину, над просторами которой уже властвовал новый генсек, наш многолетний Председатель.

И, надо сказать, по возвращении мы встретили Лубянку в приподнятом настроении.

5.

(Москва, зима 1982 - 1983 гг.)

– Ну, теперь, Глеб, можно плечи вместе с погонами расправить, - обрадовал меня генерал-майор Сайко, под начало которого меня перекинули из арабского отдела после иракской командировки. - К Председателю можно по разному относиться, но он из прагматиков, а не из хреновых догматиков, и в голове у него не каша. Проблем, конечно, много накопилось. Академики все эти годы записку за запиской направляли, как исправления экономики производить, но Суслов их все под сукно совал, а Леня вообще, наверное, ими попу вытирал.

– Академиков много, все хотят отличиться, и записок много, - заметил я. Сайко в приниципе умеренную критику не зажимал и даже приказывал, чтобы я имел свое мнение - не такое, как у него.

– Думаю, пора брать то, что китайцы, например, отработали. Свободные экономические зоны, концессии, долгосрочные совместные проекты - почему нет? Пускай иностранцы ввозят технологии, капитал, дрессируют наших работничков. На Крайнем Севере, где нефтяные месторождения осваивать - удовольствие дорогое, это бы пригодилось. Лет через пять партнеры начнут, конечно, навар снимать, но и тогда - половину нам отдай. А годков через десять погнать их поганой метлой.

– Годков пять назад таких разговоров вы все-таки не вели, даже со мной, товарищ генерал-майор.

– Да, Глеб, новая жизнь же начинается. Разумное пора сеять. Берия Лаврентий Павлович тоже бы на это пошел… Но для начала надо бы дисциплинку наладить. Без дисциплинки в России никуда, иначе сразу вольница, гуляй-поле. Так и встарь было, чуть царь нравом помягче, воеводы давай мздоимством заниматься, купцы негодное барахло поставлять, дьяки в казну пытаются руки запустить, всякие разбойники по большим дорогам гробят и грабят проезжих.