— Да, хочу, — прошептала она.

Прошло еще полчаса, прежде чем они вновь уснули, найдя наконец ответ на вопрос, чем занимаются безумцы по ночам, — и нормальным людям было чему поучиться у них.

Глава 28

Теперь Ангхарад должна была получать пенсию как вдова шахтера, погибшего в шахте. Это очень кстати, думала она, сидя дома. Ведь теперь у нее только один дом для уборки, да и туда она боится идти. До отца Ллевелина уже, наверное, дошли слухи. Если ему все известно, то он обязательно отчитает ее. А может быть, даже с позором выгонит из церкви.

Впрочем, ей все равно.

Оуэн Перри погиб.

Эмрис Рис вернулся, живой и невредимый.

Но ей все равно. Какое ей дело до него?

Она пришла к Джошуа Барнсу утром в понедельник, в свой обычный час. Он был дома — завод и шахта не работали, потому что все мужчины ушли в Ньюпорт.

И он обо всем знал. Граф Крэйл заходил в дом Хьюэлла Риса, когда там сидел Гиллим Дженкинс. Потом Гиллим вернулся к мистеру Барнсу, и для того все стало ясно как дважды два.

Конечно, он все понял.

В первый момент Ангхарад почувствовала стыд и унижение от того, что с ней, двадцативосьмилетней женщиной, обращаются как с сопливым шалопаем. Даже в детстве отец никогда не клал ее на колено для наказания. А мистер Барнс сделал именно это: он задрал ей юбку и только тонкая сорочка служила защитой.

Но обида и унижение отступили перед жгучей болью, которая помутила ее сознание и заставила ее истерически рыдать. Позже она могла бы побожиться, что он бил ее целых пять минут. А рука у него была тяжелая.

Каким-то образом — наверное, потому, что она не стыдилась содеянного, хотя и знала, что заслуживает еще более страшного наказания за другие, прошлые грехи, — наверное, поэтому, когда Барнс отпустил ее, ей удалось подавить рыдания и, гордо вздернув подбородок, посмотреть ему в глаза.

Это было ошибкой.

Он дал ей пощечину, и еще одну и, уже не в силах остановиться, набросился на нее с кулаками.

— А теперь убирайся отсюда, — сказал он, когда она уже едва держалась на ногах. — Проваливай, пока я не замарал руки твоей кровью. Шлюха!

Ангхарад ушла домой и больше оттуда не выходила.

Шерон написала письмо отцу на следующее же утро после возвращения из Ньюпорта — и после того, как проспала двенадцать часов. Но еще не успели высохнуть чернила на ее письме, как он собственной персоной стоял на пороге дедовского дома. Она бросилась к нему, и он сжал ее в медвежьих объятиях, не обращая внимания на бабушку, которая тоже была на кухне.

Разумеется, потом он, сняв шляпу, поклонился Гвинет, но та удостоила его лишь кивком и тут же ушла к соседке, которая недавно разродилась первенцем.

Шерон с извиняющейся улыбкой посмотрела на отца, обняла его за шею и прижалась щекой к его плечу, а он ободряюще похлопал ее по спине. Ее до сих пор охватывала радость от одной только мысли о том, что у нее теперь есть отец, и хотя бабушка твердо стояла на своем, утверждая, что не может быть прощения его грехам, Шерон чувствовала себя с ним спокойной и защищенной, словно в его силах было снять с ее плеч всю тяжесть, которую обрушила на них жизнь.

— Ты вернулась, и ты в порядке, — сказал он, наконец ослабляя объятия. Он звонко чмокнул ее в губы. —

Крэйл прислал ко мне посыльного с вестью, что ты пропала. Я думал, что сойду с ума, Шерон.

— Мне очень жаль, — сказала Шерон, отстраняясь от него. — Но тебе не надо беспокоиться обо мне. Ты не отвечаешь за меня.

— Шерон. — Он укоризненно покачал головой. — Ты опять выгоняешь меня из своей жизни. И ты думаешь, я соглашусь с этим? Нет, милая, больше мы не попадемся в эту ловушку.