И люди, живущие в этом поселке. Ее семья, семья Гуина, соседи, партнеры по хору, Глэнис Ричардс, аккомпанировавшая ей на арфе, Ангхарад, друзья с шахты, отец Ллевелин, Верити, Александр.

Шерон резко повернулась и пошла вверх, в сторону гор, прочь от боли. Но боль не оставляла ее. Ох, как нелегко прощаться, даже если прощаешься с чем-то неодушевленным, вроде долины и холмов, реки и поселка. Ох, как нелегко прощаться!

Она никогда не могла почувствовать себя своей в этих местах и среди этих людей. Ее детство прошло не здесь, она незаконнорожденная и наполовину англичанка, ее воспитание и образование всегда отличали ее от других жителей поселка, и она никогда не могла в полной мере ощутить себя частицей Кембрана. Она пыталась стать такой, как они, — пошла на шахту и работала на самой грязной и тяжелой работе. Вышла замуж за Гуина, простого шахтерского парня. Ходила в церковь и пела в хоре. Преподавала в воскресной школе. Собиралась выйти замуж за Оуэна. Однако все ее старания были напрасны. Порой, в минуты отчаяния, ей казалось, что все равно она никогда не сможет почувствовать себя частицей Кембрана, одной из этих людей.

Как же она была не права! Она поняла это сейчас, когда ей нужно уезжать отсюда, когда вышла сказать этим местам свое последнее «прости». Она часть всего этого.

Шерон остановилась у знакомой скалы, недалеко от лощины, в которой мужчины обычно собирались по ночам. Она провела ладонью по холодному камню, закрыла глаза, прижалась к нему лбом. Александр. Он прижал ее спиной к камню и допытывался, кто эти люди. Она тогда испугалась, что он изнасилует ее, и пригрозила ему, что закричит. И он тогда поцеловал ее. Белокурый, прекрасный незнакомец-англичанин.

Она пошла дальше в сторону лощины и остановилась у валуна, за которым пряталась дважды, подглядывая за мужчинами. Лощина казалась тихой и заброшенной. И поселок внизу был тихим и спокойным.

Ее поселок. Ее долина. Ее люди.

Быть своей, быть одной из этих людей вовсе не означает быть такой, как все, вдруг подумала Шерон. Быть частицей их — значит принимать их и быть принятой ими, любить их и быть любимой. Она вспомнила, как тормошили и целовали ее люди в день ее триумфа на айстедводе и как потом мужчины несли ее на руках. Та победа не была ее личной победой, это была их общая победа. Победа Кембрана.

Да, она отличается от них. И так будет всегда. Но люди тем не менее любят ее, любят такую, какая она есть, а может быть, даже именно за то, что она такая. Впрочем, сейчас это не имеет уже никакого значения. Она попрощалась с ними и с этой долиной, в которой когда-то жила ее мать и в которой живет сейчас ее народ.

Она отвернулась и, не оглядываясь, побежала прочь, наверх, еще не зная, куда бежит. Она поняла это, только когда оказалась там.

Вот она, финальная точка прощания. Она стояла на том самом месте, где впервые отдалась Александру. Она присела на пожухлую траву. Последнее время не было дождей, и земля была сухой.

Она сидела, обхватив колени, задумчиво глядя вниз, в долину. Вот и все. Завтра она начнет все сначала. Она не знает, что ждет ее впереди. Никто не может этого знать. Да сегодня это и не важно. Сегодня она прощается. Прощается с Кембраном. С его людьми. С Александром.

Александр.

Она прижалась лбом к коленям, закрыла глаза и застыла, позволяя себе вспомнить все с самого начала.

Собрание прошло хорошо. Алекс даже не ожидал, что придет столько людей, что они будут так активны. Отец Ллевелин начал собрание молитвой, сначала на английском языке, а потом, разволновавшись, перешел на валлийский. Предложения Алекса принимались с энтузиазмом, ему не приходилось даже объяснять, что он имел в виду. Скоро сами люди повели собрание, перебивая друг друга, удивляя Алекса своим здравомыслием и практичностью суждений.