В восьмиугольной семейной купальне муми-троллей ничего не изменилось. Пожелтевшие веники на дощатых стенках, окошки с мелкими зелеными и красными стекольцами, узкие скамейки и шкаф для купальных халатов, надувной резиновый хемуль, которого никогда не удавалось как следует надуть.

Все было таким же, как летом. И все-таки купальня как-то таинственно изменилась.

Туу-тикки сняла шапочку, которая тут же сама собою влезла на стенку и повисла на гвозде.

– От такой шапчонки я бы тоже не отказался, – вздохнул Муми-тролль.

– А тебе шапчонка ни к чему, – возразила Туу-тикки. – Чтобы согреться, тебе надо помахать ушами, и сразу станет тепло. А вот лапам твоим – холодно.

И тут вдруг, откуда ни возьмись, на полу появилась пара шерстяных чулок, которые важно легли у ног Муми-тролля.

Одновременно в трехногой железной печурке, стоявшей немного поодаль, зажегся огонь и кто-то под столом начал осторожно играть на флейте.

– Они стесняются, – объяснила Туу-тикки. – Поэтому и играют под столом.

– А почему они не показываются? – спросил Мумитролль.

– Они так застенчевы, что стали невидимками, – ответила Туу-тикки. – Это восемь совсем маленьких мышек-землероек, которые живут вместе со мной в купальне.

– Эта купальня папина, – заявил Муми-тролль.

Туу-тикки серьезно взглянула на него.

– Может, ты и прав, а может, и нет, – сказала она. – Летом она папина, зимой – Туу-тиккина.

Котелок, стоявший на печурке, закипел. Крышка сама собой поднялась, а ложка начала помешивать суп. Другая ложечка всыпала в котелок немного соли и аккуратно вернулась на подоконник.

Близилась ночь, и мороз крепчал, а лунный свет заглядывал во все зеленые и красные стекольца.

– Расскажи мне про снег, – попросил Муми-тролль и уселся в выгоревший на солнце папин шезлонг. – Я не понимаю, что это такое.

– Я тоже, – ответила Туу-тикки. – Думаешь, он холодный, а если вылепить из него снежный домик, там становится тепло. Он кажется белым, но иногда он розовый, иногда – голубой. Он может быть мягче всего на свете, а может быть тверже камня. О нем ничего нельзя знать наверняка.

Вдруг, откуда ни возьмись, плавно прилетала по воздуху тарелка ухи и встала прямо под носом Мумитролля.

– Где твои мышки научились летать? – спросил он.

– Не важно, – ответила Туу-тикки. – Нельзя же обо всем расспрашивать этот народец. Может, мышкам не хочется открывать свои тайны. Не твоя это печаль, да и о снеге тоже не беспокойся.

Прихлебывая из тарелки уху и глядя на угловой шкаф, Муми-тролль подумал о том, как приятно, оказывается, знать, что твой собственный старый купальный халатик висит в этом шкафу. И что среди всего нового и тревожного есть что-то надежное и привычное. Муми-тролль помнил, что его купальный халатик – голубой, что на нем оторвана вешалка и что в одном кармане, возможно, лежат солнечные очки. В конце концов он произнес:

– Мы храним здесь наши купальные халаты. Мамин халат висит в самой глубине шкафа.

Туу-тикки протянула лапку и поймала прилетевший по воздуху бутерброд.

– Спасибо, – поблагодарила она мышек-невидимок и попросила Муми-тролля: – Только никогда не открывай этот шкаф. Обещай мне никогда его не открывать.

– Не буду я ничего обещать, – угрюмо ответил Муми-тролль, глядя в свою тарелку.

Ему вдруг показалось, что самое главное в мире – это открыть дверцу шкафа и посмотреть, висит ли там на месте купальный халатик. Огонь в печурке так разгорелся, что в трубе зашумело. В купальне стало совсем тепло, а под столом флейта продолжала наигрывать свою сиротливую мелодию.