Джанни стал гадать, что такое «параноидален».

— Нет, у Медаллии своя паранойя тоже есть, — возразила третья женщина. — Иначе бы она не увидела в наших планах угрозы, в то время как мы всего-навсего стараемся помочь этим несчастным местным жителям.

Несчастным местным жителям! Джанни охватило возмущение. Он понадеялся, что женщина не имеет в виду его в частности и пироджийцев вообще. И потом, кто они такие, эти цыгане, что позволяют себе называть горожан «несчастными»!

— Цыганское обличье — лучшее прикрытие для нас, — заспорил Морган. — Оно позволяет нам перемещаться по Талипону в любом направлении, к тому же мы всегда можем нарядить агента в ту одежду, которую принято носить в том городе, куда мы желаем проникнуть. Это дает нашим людям возможность воздействовать на горожан. Почему же этим самым не может заниматься и Медаллия?

Обличье? Так, значит, они были не настоящими цыганами? И тут Джанни неожиданно вспомнил, что о цыганах он впервые услышал, когда ему исполнилось одиннадцать лет. А были ли они — настоящие цыгане? Или они все были вот такие, фальшивые?

— Медаллия всего-навсего сомневалась в том, правы ли мы вообще, — упрямо заявила Патти. — Правы ли мы в том, что пытаемся вытянуть эту планету из Темных веков. Она понимала все преимущества Ренессанса, который зарождается здесь, на Талипоне, но испытывала сомнения в справедливости попыток обращения всех этих людей к современной жизни, с высокоразвитой техникой и светской идеологией.

Эсмеральда кивнула:

— В конце концов их предки прилетели сюда именно для того, чтобы обо всем этом забыть.

— Нет, — возразил Морган. — Она думала, наша ошибка в том, что мы пытались убедить аристократов в целесообразности объединения. Но как еще мы можем уговорить их прекратить непрерывные междоусобицы?

— Да, это достойная цель, — сказала Розали. — Но разве не еще больше прольется крови, если они убедятся в том, что у всех них — общий враг?

— Но как еще добиться их объединения? — всплеснул руками Морган. — О, я знаю, Ллевеллина, ты по-прежнему думаешь, что нам следует попытаться подтолкнуть их к религиозному возрождению. Но аристократы считают, что религия и жизнь — это разные вещи, а не нечто единое!

— Вот видите? Мы даже между собой не в состоянии договориться, — вздохнула Розали. — То есть нет, договориться мы можем, но всех нас мучают те или иные сомнения. Так что нет ничего удивительного в том, что Медаллия насытилась всем этим по горло и ушла своей дорогой.

— Она не просто ушла, — проворчала Патти. — Она думает, что мы ошибаемся в том, что хотим убедить аристократов в том, что их общий враг — купечество.

Холодная рука страха сжала сердце Джанни. Убедить господ в том, что купцы — их враги, и чтобы они Объединились и ополчились против торговых городов? Это будет кровопролитная битва! Нечего и дивиться тому, что они уже натравливали Стилетов на пироджийцев!!!

— Но она сказала, что если мы сделаем это, нам следует вовремя предупредить купцов, чтобы они успели разбежаться и спрятаться, — продолжал Морган. — Мало того, она считала, что они должны обороняться! Говорю вам: то, что этот пироджиец Браккалезе выступил в Совете с предложением объединить все торговые города, — это ее рук дело!

Джанни несказанно порадовался тому, что «цыгане» знают его только под именем «Джорджио». Но как они прознали о замысле Гара? И почему они решили, что идея эта принадлежит его отцу? Худшая мысль напугала Джанни: на что они способны, чтобы помешать отцу? Джанни навострил уши, чтобы еще более внимательно дослушать разговор до конца.