— Как же только тебе это удалось? — ошеломленно промолвила синьора Браккалезе.

— А я говорил так, словно мое предложение — это нечто совершенно новое, словно прежде ни о чем таком и речи не заходило, а теперь ведь все думают только о войне и понимают, что когда война грянет, единственная надежда на то, чтобы уцелеть, — это победа! Их и убеждать не потребовалось, они были готовы согласиться с чем угодно, лишь бы это давало больше шансов на победу!

Ждать им долго не пришлось: очень скоро к кораблям подплыла маленькая быстроходная лодочка, и дозорный сообщил о приближении пиратской флотилии.

Прежде чем тронуться навстречу пиратам, адмиралы отправили лодку с дозорным в город, дабы он сообщил обо всем Совету. Весть об этом быстро разнеслась по городу, и как только Джанни понял, что только его воины сейчас не стоят, затаив дыхание, на городских пристанях, он быстро набрал полсотни добровольцев и отправил их охранять дамбу, связывающую город с материком, а остальных распустил, дабы все они ждали развития событий и молились за их благоприятный исход и спасение Пироджии. Тянулись томительные часы, и горожане уже начали потихоньку роптать, но ни разу не выстрелила ни одна пушка, в небе не появилось ни облачка порохового дыма — а все потому, что пироджийский флот хорошо делал свое дело и атаковал пиратскую флотилию очень далеко от города.

Сгустились сумерки, люди начали расходиться по домам, разочарованные и встревоженные, но тут откуда ни возьмись появились торговцы колбасками и принялись наперебой предлагать горожанам свой товар, снуя по толпе, а предприимчивые виноторговцы мигом поняли, что им предоставилась редкая возможность избавиться от залежалого товара, и потому большая часть горожан никуда не ушла. Пироджийцы прихлебывали вино, больше напоминавшее уксус, и закусывали его колбасками, которые лучше было слишком внимательно не разглядывать. Они ждали и надеялись, но с каждым часом их все больше охватывали страх и тревога.

Наконец, через несколько часов после наступления темноты те горожане, что стояли на мысу, подняли крик. Он вскоре докатился до остальных, что ждали у пристаней:

— Корабли! Корабли!

Но чьи? Понять было невозможно, поскольку пока что были видны только полотнища парусов, озаряемые светом луны. Канониры застыли в ожидании возле пушек, пехотинцев Джанни выстроил вдоль берега. Их сердца бились так громко, — что их стук слышали простые горожане. Воины выставили перед собой алебарды. Все ждали появления врагов. Горожане с готовностью расступались, давая дорогу воинам — мало ли, а вдруг к берегу плывут пиратские суда?

Но вот от мыса донесся вопль радости, и его быстро подхватили все остальные. Когда крик донесся до гавани, из-за мыса выплыли три корабля, и в свете факелов стали видны их вымпелы и на одном из парусов — орел, символ Пироджии! Тут уж все горожане узнали корабли, в строительстве которых каждый из них в той или иной мере участвовал, и радостные выкрики превратились в дружный победный рев, которому, казалось, не будет конца. Воины потрясали пиками и алебардами и тоже радостно кричали.

А из-за мыса выплывали все новые и новые корабли. Первые уже причаливали к пристаням, и через их борта спрыгивали на пирсы усталые, но счастливые матросы. Они расталкивали пехотинцев, а те хохотали от радости и хлопали своих соратников по плечам и приветствовали их восторженными возгласами, а те пробирались к своим возлюбленным, женам, родителям и детям.

Последним на берег сошел адмирал, опираясь на руку Гара. На его груди белела повязка, однако он отважно улыбался, и в глазах его сверкал огонь победы.

— Лекаря! Лекаря сюда! — кричал Гар. Его форма почернела от пороха, в нескольких местах она была изодрана. Его левая рука и лоб были перевязаны, однако, похоже, он мыслил ясно.

Подоспевшие лекари увели адмирала.