Его перебил звук оглушительной отрыжки, сразу же перешедшей во взрыв громкого хохота. Это был Фархольт, грубый и шумный человек из окружения принца Корсибара. Он возводил свою родословную к короналю древних времен лорду Гуаделуму.

– Доктора… сошлись? Во мнении… сошлись… вы говорите? Клянусь костями бога, да ведь эти доктора просто‑напросто фальшивые волшебники, чьи заклинания не имеют никакой силы!

– А вы возьметесь утверждать, что заклинания истинных волшебников действуют верно? – спросил Септах Мелайн, в ленивой, явно насмешливой манере растягивая слова. Он с нескрываемым отвращением разглядывал массивную фигуру Фархольта. – Ответьте мне, добрый друг Фархольт: допустим, на турнире кто‑то проткнул вам руку рапирой, и вы лежите на поле в луже крови и смотрите, как из вашего тела изливается алый сверкающий поток. Кого вы предпочли бы в этой ситуации: волшебника, который стал бы бормотать над вами заклинания, или же опытного хирурга, способного быстро зашить вашу рану?

– А разве кому‑либо хоть раз удавалось проткнуть рапирой мою руку или какую‑либо иную часть тела? – угрюмо спросил Фархольт.

– Ах, дорогой друг, похоже, вы просто не поняли мою метафору.

– Метафорой является сама суть вашего вопроса или же острие рапиры? – поинтересовался сообразительный маленький герцог Свор, хитрый, подвижный как ртуть человечек, который на протяжении долгого времени был компаньоном принца Корсибара, но теперь числился среди наиболее близких товарищей Престимиона.

Кто‑то рассмеялся, но Корсибар, яростно вращая глазами, с отвращением воздел руки над головой.

– Прекратите всю эту праздную болтовню раз и навсегда! Разве вы не видите, насколько глупо проводить подобным образом день за днем? Тратить свое время в этом сыром, душном городе‑тюрьме, вместо того чтобы жить наверху – именно жить, в самом прямом значении этого слова…

– Скоро, – сказал герцог Олджеббин Стойензарский, успокаивающим жестом поднимая руку. Он был старше остальных лет на двадцать – о прожитых годах свидетельствовали густая шапка снежно‑белых волос, глубокие морщины на щеках и исполненная спокойствия и зрелости манера говорить. – Теперь это уже не может затянуться надолго.

– На неделю? На месяц? На год? – Корсибар никак не желал смириться с положением.

– Полушку на голову старику – и со всем этим делом можно было бы покончить этим же утром, – пробормотал Фархольт.

Эта реплика вызвала еще один взрыв смеха – на сей раз более натянутого, – но также и изумленные взгляды, и даже несколько вздохов по поводу излишней прямолинейности (а может быть, тупости) великана. Особенно удивленным казался Корсибар.

– Грубо, Фархольт, слишком грубо. – Холодная улыбка герцога Свора на мгновение обнажила мелкие острые передние зубы. – Куда изящнее было бы, если понтифекс пожелает еще задержаться на этом свете, подкупить одного из его собственных некромантов: за двадцать реалов можно купить несколько быстродействующих заклинаний, которые наконец‑то направят старика на путь истинный.

– Что это значит, Свор? – По вестибюлю разнесся новый, но безошибочно узнаваемый густой и раскатистый бас. – Измена словом, если мне не изменяет слух?

Держа под руку принца Престимиона, в зал вошел корональ лорд Конфалюм. И тот и другой взирали на мир так, словно уже обрели свои новые титулы и теперь – Конфалюм как понтифекс и Престимион как корональ – весело переделывали мир по своему вкусу. Все глаза обратились к вошедшим.

– Я прошу у вас прощения, лорд, – спокойно сказал Свор, поворачиваясь к короналю.