Затем он спросил:
— Вы имеете в виду, все есть в вашем воображении!
Гермия подумала, что он и вправду очень умен, если смог догадаться, что она имела в виду, и вновь тихо рассмеялась, прежде чем ответить:
— Ни одну из моих магических вещей нельзя испортить или отобрать у меня, и они никогда, никогда меня не разочаровывают. Кроме того, милорд, я должна добавить, что они очень недороги!
Маркиз улыбнулся, и улыбка эта не была похожа на его привычный саркастический изгиб губ.
— Если я останусь здесь подольше, — сказал он, — я чувствую, что подпаду под действие таких же магических чар, которые овладели вами, и не смогу уже никогда избавиться от них.
— Вы всегда можете убежать от них заранее, — вызывающе ответила Гермия.
Она Помолчала и продолжала уже более серьезно:
— Может быть, магическое заклинание — это как раз то, что мы должны каким-либо образом дать вам прежде, чем вы оставите нас, чтобы оно защитило вас… в случае, если злодеи, которые… напали на вас однажды, не Сделали этого… вновь.
Она наклонилась немного к нему и добавила:
— Пожалуйста… пожалуйста, будьте очень осторожны! В следующий раз они смогут оказаться более успешными… в их… попытке… уничтожить вас!
— Если бы меня уничтожили, я сомневаюсь, чтобы кто-либо горевал обо мне, — сказал маркиз, — или скучал по мне, если бы меня больше не было.
Гермия выпрямилась на своем стуле.
— Какая нелепость! — резко возразила она. — Конечно, большое количество людей оплакивало бы вас, потому что они восхищаются вашим спортивным мастерством и порядочностью, и даже если они завидуют вам, ваш пример заставляет их стремиться к тому же.
По выражению лица маркиза она почувствовала, что он не верит тому, что она говорит, и через мгновение продолжила:
— Я могу сказать, кто действительно будет страдать, когда вас не станет.
— Кто? — спросил маркиз напряженным голосом.
Гермия не имела ни малейшего представления, что он ожидал от нее такого же ответа, который дала бы ему любая другая женщина, которую он когда-либо знал: ответа, что ей будет недоставать его.
— Ваши лошади! — выпалила Гермия. — Каждый, кто ездит верхом так хорошо, как вы, не может не любить животных, и, может быть, ваши лошади именно потому так часто выигрывают скачки, что знают о вашей любви к ним.
Маркиз молчал, и она задумчиво продолжала:
— Вот почему я была уверена, что вы пропали не потому, что лошадь сбросила вас, как думали многие!
— Об этом я как-то не задумывался раньше, — тихо сказал маркиз.
— Так задумайтесь теперь, — настаивала Гермия, — и берегите свою жизнь хотя бы ради лошадей, которые ожидают вас в своих стойлах и не могут дождаться, когда вы вновь посетите их.
Маркиз хотел что-то ответить, но тут открылась дверь спальной комнаты и вошел граф.
Он казался очень большим в этой маленькой комнате, и когда Гермия торопливо поднялась со стула, он взглянул на нее, как ей показалось, довольно угрюмо.
— Доброе утро, дядя Джон! — сказала она и поцеловала его в щеку.
— Доброе утро, Гермия! — ответил граф. — Как себя чувствует ваш пациент?
— Как видите, ему намного лучше, и мама очень довольна им.
— Прекрасно! — воскликнул граф. — Так значит, с разрешения доктора мы можем забрать его обратно в усадьбу?
Гермия хотела было протестовать, но вовремя прикусила язык.
Вместо этого она сказала:
— Я думаю, вы хотите поговорить с его светлостью наедине, да и доктор Грэйсон настаивает, чтобы у него не было более одного посетителя одновременно. |