Сьюзан Айзекс. Волшебный час
1
Симор Айра Спенсер принадлежал к самой шикарной публике Манхэттена и Саутхэмптона. Но угадать в нем кинопродюсера было нелегко: ни тебе массивной золотой цепи, утопающей в волосатой груди, ни тебе чувственных губ, смакующих сигару. Вот он возвышается над кафельным бортиком бассейна своего приморского дома Сэнди Корт, в белоснежном махровом халате, и, заметьте, безо всякой монограммы — респектабельность не позволяет. Доведись вам услышать, как негромко говорит он по портативному телефону, увидеть, с каким достоинством попивает он черносмородиновый чай, вы непременно подумали бы: вот что называют «безупречный вкус». Попытаюсь описать, насколько безупречен был вкус Сая Спенсера. Скорее всего, закончив разговор, он отправился бы в дом и уселся перечитывать Марселя Пруста. Если бы не две пули, поразившие его — одна в мозг, а другая — в левое предсердие. Он был мертв еще до того, как рухнул на пол. Жуть. И это в дивный августовский день! Небесная лазурь сияла ослепительной чистотой. Красота неописуемая. На побережье, поблизости от дома Сая, парили серебристые чайки, время от времени камнем бросаясь в океан. Тусклым золотом мерцал песок. Вдалеке, к северу от моего дома ярко зеленели картофельные поля. В такой изумительный день какой-нибудь житель Нью-Йорка, приехавший провести лето на Лонг-Айлэнде, нет-нет да и скажет: «Дор-рогуша (или «ma chere», или «детка»), как же здесь хорошо! И знаешь, что самое поразительное? Что все эти жалкие выскочки так поглощены своим непрерывным восхождением по социальной лестнице, что им никогда не оценить — здесь говорящий глубоко вдыхает свежий воздух, раздувая ноздри, — этой прелести». Господи, как же ты терпишь таких засранцев?! Впрочем, в тот день я не стал бы с ними спорить. Вся Южная Стрелка Лонг-Айлэнда была залита солнцем. Просто подарок небес. Одна из секретарш отдела по расследованию убийств пять лет подряд дня не пропускала, чтобы не пожелать: «Хорошо провести вам день, Бреди!» Вот Господь и пошел мне навстречу. Настал он, этот день. Я хорошо провожу время. Чего не скажешь о Сае Спенсере. Ну а если честно, не так уж и я развлекался в этот — что и говорить — потрясающий день. Слава Богу, ничего ужасного и фатального, как с Саем, со мной не случилось. И все же события этого солнечного полдня круто изменили течение моей жизни. Я был дома, на северо-западе Бриджхэмптона, что в шести милях к востоку и в пяти — к северу от Сэнди Корт. Жилищем мне служила бывшая хибара сезонного рабочего. Я купил ее у жутко бездарного и до истерики амбициозного бруклинского архитектора, который слишком поздно осознал всю бесперспективность этого места. Дом ему пришлось загнать по дешевке одному из местных (мне), поскольку даже самый доверчивый нью-йоркский раззява не позарился бы на крытую штукатуркой снаружи и термопластиком изнутри конуру, на комнаты с низкими потолками, на кухню с шестиконфорочной ресторанной плитой, на стены с цветочно-фруктовыми мотивами с большой претензией на оригинальность. Тем паче что это дурацкое обиталище притулилось вблизи совершенно разбитой, географически бессмысленной дороги, соединяющей картофельное поле и водоотстойник. Итак, примерно в тот же самый миг, когда пуля пробила череп Сая Спенсера, моя жизнь тоже раскололась. Две наших судьбы — бах-бах! — и соединились. Ясное дело, я об этом знать не знал. Жизнь, собственно, только тем и отличается от кино, что за кадром не звучит музыка; события этого дня не сопровождались угрожающей барабанной дробью. Я продолжал ловить кайф от чудного, фантастического дня, развалившись на одеяле, расстеленном прямо на траве во дворе моего дома, в обществе своей невесты, Линн Конвей. Мы недавно покинули спальню, чтобы после любовных игрищ немного позагорать, поболтать и попить холодного чаю. |
