— Завтра должен вернуться Кривоногий, он присмотрит за ранчо, а я быстренько смотаюсь в город вместе с вами и навещу Фло. — Джилли бросил лукавый взгляд на Бака.

— Оказывается, у вас есть в городе знакомая? — воскликнула Кристин. — Я и не знала, вы никогда о ней не рассказывали.

Бонни закатила глаза и после неловкой паузы шепотом пояснила:

— Фло — шлюха, она содержит публичный дом.

Кристин покраснела, как помидор. Взглянув на Джилли расширившимися глазами, она поспешно отвела взгляд. Потом, что-то пробормотав, отвернулась от стола, уткнувшись лицом в плечо Бака. И тотчас же почувствовала, как его тело затряслось от беззвучного смеха. Когда ей удалось наконец справиться со смущением, она тоже тихонько засмеялась, после чего больно ущипнула Бака.

— Не знаю, как Джилли, а ты точно туда не пойдешь!

После того как гости улеглись спать, Кристин и Бак устроились вдвоем у огня, в большом кресле. Кристин села Баку на колени, положив голову ему на плечо, а он, поцеловав девушку в лоб, склонил голову, касаясь щекой ее волос. Комнату освещало только неяркое пламя камина.

— Как не хочется ложиться спать без тебя, — прошептал Бак.

— Мы сможем пожениться завтра, как только доберемся до города?

— Не знаю, это зависит от того, как будут развиваться события. Но до отъезда из города мы обязательно побываем у священника, это я тебе обещаю.

— Бонни с ним знакома.

— У Клива свой план: он не хочет, чтобы Форсайт узнал о твоем появлении, пока не приедет судья Уильяме из Боузмена, а мы надеемся, что он приедет следующим дневным поездом. Клив перед отъездом на ранчо отправил ему телеграмму с просьбой приехать в Биг-Тимбер.

Бак замолчал. Они сидели в тишине, наслаждаясь покоем и уединением. Последние сутки были для них истинным блаженством. Когда Бак держал Кристин в своих объятиях, он чувствовал, что никогда еще не был так счастлив, никогда прежде не знал настоящей любви.

«Наверное, далеко не каждому удается познать на своем веку такое счастье», — думал Бак; он молил Бога, чтобы оно продлилось как можно дольше. Однако ему еще предстояло поведать Кристин о неких обстоятельствах, имевших к ней самое непосредственное отношение; Бак ничего не собирался скрывать от своей будущей жены.

Нарушив молчание, Кристин прошептала:

— Интересно, почему все-таки дядя Ярби завещал ранчо мне? Ведь у него было много родственников, которых он знал гораздо лучше.

Бак довольно долго молчал, поглаживая руку Кристин. Потом прижал ее ладонь к своей щеке, теперь уже гладко выбритой.

— Думаю, это как-то связано с Анной — женщиной, которую он любил. Старик иногда упоминал о ней.

— Анна приходилась моей матери сестрой. Помню, мама говорила, что она заболела и переселилась к нам. Анна умерла вскоре после моего рождения.

— Милая, Ярби никогда не расставался со старым деревянным сундучком. Он рассказывал, что, когда еще совсем мальчишкой приехал из Швеции, в этом сундучке хранились его пожитки. Когда бедняга впал в детство, я убрал этот сундучок на чердак.

— У папы тоже был сундучок… с коваными железными петлями. — Кристин подняла голову и посмотрела на Бака. — Мне хотелось бы когда-нибудь взглянуть па сундучок дяди Ярби.

— Я в него заглядывал… когда старика не стало.

— Почему же ты мне ничего не сказал? Мы могли бы осмотреть его вместе.

— Я об этом подумывал… но боялся, что там может обнаружиться более позднее завещание, по которому ранчо «Аконит» переходит или ко мне, или к какому-нибудь родственнику мужского пола. В таком случае у тебя не было бы причин оставаться на ранчо, а я не хотел тебя отпускать.