– Нам лучше пойти дальше, – сказал я Мидж, проведя согнутым пальцем ей по щеке, – пока совсем не стемнело и еще можно найти путь домой.

– Мне нужно понять, Майк. Мне нужно узнать, что с нами произошло, что произошло там, в Храме.

– Мы можем поговорить на ходу.

Она прижалась ко мне.

– Прости меня за то, что я делала в последние дни, – тихо проговорила Мидж. – Не могу объяснить, почему и что я думала, почему я так упрекала тебя.

– Это не твоя вина Я думаю... я думаю, здесь были другие влияния. Не знаю, все это так странно. С тех пор как мы приехали в Грэмери, произошла масса безумных событий, и почему‑то мы примирились с этим – или, скажем так, не слишком подвергали сомнению. Это не твоя вина, Мидж, но это как‑то связано с тобой. С тобой и с коттеджем.

Я вел ее прочь, держа за руку, как ребенка, и говорил на ходу. Я рассказал о картине, которую она нарисовала для сказочной книжки несколько лет назад, – но которую собственное сознание не позволяло вспомнить. Грэмери стал частью иллюстрации еще задолго до того, как она его впервые увидела, а значит, он, очевидно, существовал где‑то внутри нее, запертый в ее подсознании как предчувствие чего‑то, что в конце концов сбудется. Я напомнил Мидж, что это она отметила в газете объявление о продаже Грэмери – и позвонила только по нему, не обратив внимания на другие. И связь, единение запечатлелись сразу, как только она приехала сюда. Так и должно было случиться! Душеприказчик Флоры Калдиан поведал мне об инструкциях престарелой леди, оставленных ему перед смертью, о подробном описании человека, которому позволялось купить Грэмери и жить там. Это должен был быть кто‑то молодой, чувствительный и чья порядочность явно не вызывает сомнений. Некто «особенный». Таковы были требования, и неудивительно, что пожилой стряпчий проявил к Мидж такой живой интерес.

– Коттедж предназначался для кого‑то вроде тебя, Мидж. – Я отогнул с пути нависшие ветви. – Не спрашивай меня почему – я не могу дать осмысленного ответа. Единственное, что могу предположить: в тебе есть нечто созвучное чему‑то волшебному в Грэмери.

Она остановила меня.

– Волшебному?

Я пожал плечами.

– Да, я сам в замешательстве. Но как еще назвать это? Помнишь птичку со сломанным крылом? Увидев ее на следующее утро летающей по кухне, мы обманывали себя, будто бы крыло не могло быть так сильно повреждено. А прочие мелочи? Ожившие цветы, звери и птицы, толпящиеся за дверью? Это не нормально – мы просто придумывали объяснения, чтобы оно казалось нормальным. Может быть, какая‑то связь с дикой природой возникла бы через годы – но вот так, сразу?

Я снова двинулся вперед, и Мидж поспешила за мной.

– Сам коттедж. Посмотри на все дефекты в нем – покореженные двери, прогнившие рамы, треснувшую балку! О'Мэлли не чинил всего этого. Господи, они починились сами собой! Благодаря тебе!

Мой голос эхом разносился по лесу. Я снова остановился и посмотрел на Мидж.

– Да, и моя рука Мы думали, что это Майкрофт залечил ожоги, но теперь я думаю – он тут ни при чем. Конечно, он обладает некоторой силой – и мы только что видели демонстрацию ее. Но эта сила придумана им, так он заставляет своих людей поверить! Он внушил мне, что рука больше не болит – возможно, отчасти этому помогла и та жидкость, – и тем самым немного поубавил мой скептицизм.