-  Давад?… - Роника потянулась к нему и тихонько погладила руку старого друга. - Прости меня. Я наговорила грубостей… Да все о таком, о чем не следовало бы вспоминать…

    -  Ничего, - выдавил он, не отнимая рук от лица. Когда все же он наконец поднял голову, то был очень бледен. - Кстати, все то, о чем мы, представители старинных семейств, стараемся между собой не говорить, среди новичков составляет повод для повседневного трепа. Ты замечала, может быть, - очень немногие из них привозят сюда дочек и жен… И поселяться здесь они вовсе не собираются. Да, они намерены скупить землю, усесться в Собрании и выкачивать из нашего края состояние за состоянием… Но жить-то будут в Джамелии, а здесь - появляться наездами. И семьи там останутся, и дети там будут рождаться, и сами, когда состарятся, окончательно туда переедут, а сюда хорошо если пришлют сына или двух - присматривать за делами… - Тут он презрительно фыркнул. - Я вполне уважаю поселенцев с Трех Кораблей. Когда они явились сюда, мы честно объяснили им, что к чему и какую цену им придется платить за убежище в наших местах. Они все равно решили остаться… Но этих новых, понаехавших снимать сливки с урожая, нашей кровью политого - видеть не могу.

    -  Следует винить не только их, но и сатрапа, - согласилась Роника. - Он нарушил слово, данное нам его предком Эсклеписом. Тот ведь клялся, что никому больше не даст здесь надела земли, если только наше Собрание не одобрит. Поселенцы с Трех Кораблей явились сюда с пустыми руками, но не чурались никакой работы - и стали одними из нас… Но эти! Налетают, грабастают землю - и знать не хотят, кого обижают! Взять хоть этого Фелко Тривса. Прикупил участок на склоне холма и пустил туда пастись скот, нимало не задумавшись, что в долине под ним - родники, откуда берет воду пивовар Друр! Теперь в тех родниках вода - что коровья моча, ну и пиво стало пить невозможно. А Трюдо Феллс? Тоже не лучше. Взял и заграбастал лес, где испокон веку каждый мог собирать хворост и добывать древесину для мебели. А возьми…

    -  Да знаю, знаю я это все, - устало перебил Давад. - Стоит ли пережевывать в тысячный раз?… Толку никакого, горечь одна. Но нечего и притворяться, будто однажды все возьмет и станет так, как было когда-то. Не станет, Роника! То, что мы видим сегодня, есть лишь первая волна перемен. И эта волна захлестнет нас, если мы не сумеем ее оседлать. Потому что сатрап увидит, как здорово подкармливают его казну эти вновь нарезанные наделы - и не преминет нарезать еще. Да побольше. А посему нам остается только одно - приспосабливаться. Мы должны научиться у «новых» всему, чему сможем, и, если придется, действовать теми же приемами…

    -  Вот именно. - Голос внезапно заговорившего Ефрона напоминал скрип давно не мазанных петель. - Мы, глядишь, и к рабству приспособимся. И будет нам наплевать, если наши внуки угодят в неволю из-за наших долгов. Наплюем и на морских змей, которые вечно следуют за кораблями работорговцев, - ведь им достаются тела, которые сбрасывают за борт. Разведем их прямо здесь, в заливе Купцов - глядишь, и кладбище больше не понадобится…

    Для опасно больного это была очень длинная речь.

    Заметив, что муж приходит в себя, Роника тотчас потянулась за бутылью с маковым молоком и стала ее раскупоривать, но Ефрон медленно покачал головой:

    -  Не надо пока. - Перевел дух и повторил: - Не надо пока.

    Его измученный взгляд обратился на Давада, и тот не успел стереть с лица гримасу жалости и изумления: он знал, что Ефрон совсем плох, но не ожидал, что до такой степени.