Время от времени я брожу по лесу, продолжая думать, разговаривая сама с собой, сопоставляя мысли этих ученых, размышляя о том, что ими написано. Кое-что я принимаю, но куда больше отбрасываю. Я стараюсь как можно лучше разобраться, отсеять мякину заблуждений и выделить зерно истины. Нечисть подглядывает за мной — я уверена, что она следит за каждым моим шагом. Видя, как я брожу по лесам, разговаривая сама с собой, они, наверное, думают, что я сумасшедшая. Это, может быть, отчасти спасает меня от их злобы, потому что они по своему неразумию не трогают сумасшедших. Но я, кажется, слишком много говорю о своих делах. Нельзя так увлекаться. Расскажите мне лучше о себе. Когда ваш спутник поправится, вы думаете двигаться дальше?
— Мы ищем древний храм, — сказал Харкорт. — Он где-то на западе отсюда, хотя неизвестно, где именно и сколько до него еще идти. И как он называется, нам тоже не известно. Мы почти ничего о нем не знаем, кроме того, что он существует.
— Это паломничество, в которое мы отправились исключительно из благочестия, — поспешно вставил Шишковатый.
— Погодите! — воскликнула старуха. — Да ведь это, наверное, то самое место, куда я хожу за своими целебными травами!
— Ты хочешь сказать, что знаешь это место? — спросила Иоланда.
— Кажется, да. Никакого другого храма я здесь не знаю, это единственное здание, достаточно большое и величественное, чтобы так называться. Хотя я не знала, что это храм, — я вообще не знала, что это такое. Я знала только одно: что это давно заброшенное место, где когда-то христиане поклонялись Богу. Там есть кресты, и могилы, и древнее кладбище…
— Ты часто туда ходишь, — сказал Шишковатый. — Значит, ты знаешь дорогу?
— Не так уж часто я туда хожу. Только когда у меня кончаются запасы и еще в определенное время года, когда кое-какие травы созревают или их легче собирать. Мне много чего удается найти на том кладбище и в саду — когда-то, наверное, это был прекрасный сад, только теперь он весь зарос сорняками и бурьяном, хотя там еще попадаются кое-какие травы, которые остались с прежних времен.
Она поднялась с пола, где сидела, и сняла с огня горшок с питьем, которое время от времени помешивала.
— Пора дать аббату еще немного, — сказала она.
Шишковатый подошел вместе с ней к кровати, встал на колени и приподнял аббата, чтобы она могла поить его с ложки.
— Он как будто не такой горячий, — сказал Шишковатый, — и лицо у него все в поту.
Нэн склонилась над аббатом и положила руку ему на лоб.
— Ты прав. Жар проходит.
Она приподняла овчины, которыми был накрыт аббат, и осмотрела раны у него на ногах.
— Начинают понемногу затягиваться. На вид совсем неплохо. Должно быть, та мазь, которой ты его мазал, имеет большую силу.
— Это очень древняя мазь, — сказал Шишковатый. — Это мазь моего племени. Она известна нам с незапамятных времен.
— Конечно, мое питье тоже помогло, — сказала старуха, — но я склонна думать, что главное целебное действие оказала мазь. В ней есть какая-нибудь магическая сила?
— Никакой магии. Просто нужно смешать кое-какие составные части, которые, правда, не так легко раздобыть, и тщательно соблюдать все правила при ее приготовлении.
— Он крепко спит, — сказала Нэн, — и это хорошо: сон восстановит его силы и поможет действию лекарств. Утром он проснется другим человеком, хотя раны все еще будут побаливать. Ну-ка, подними его немного повыше.
Она влила в рот аббату ложку питья, тот поперхнулся и закашлялся, но очнулся только на мгновение и сразу же снова погрузился в сон. |