Погруженный в свои невеселые мысли, Фридрих свернул в темный переулок, чтобы сократить путь к перекрестку, на котором его должен был ждать наемный экипаж, и не заметил, как следом за ним, предварительно переглянувшись, свернули два матроса. Расстояние между противоположными домами становилось все уже, пока ширина улицы не стала такой, что двоим не разойтись. И тут вдруг совершенно внезапно Фридриха схватили за здоровую руку и швырнули лицом на кирпичную стену. Сначала он увидел кровь, капавшую из носа, затем почувствовал сильнейшую боль. Фридрих пытался повернуть голову, чтобы увидеть лица нападавших, но напрасно: кто-то крепко держал его за затылок.

— Что это значит? — рявкнул он.

— Выкладывай денежки, сударь, не то перережу горло! — с леденящим душу спокойствием ответил голос из-за спины.

В подтверждение серьезности своих намерений грабитель поднес к шее Фридриха острый клинок и полоснул по горлу так, что из надреза закапала кровь.

Второй матрос не стал терять времени на пустые угрозы и приступил прямо к делу: опустившись на корточки рядом с жертвой, он сначала обшарил его карманы, а затем, не найдя достаточно монет, стал рыскать под сюртуком. Нащупав уплотнение в области талии, грабитель вытащил еще один острый нож и подрезал подтяжки, отчего штаны Фридриха сползли до колен, являя взгляду теплые кальсоны, в которых прятались концы пояса с зашитыми в нем деньгами.

Матрос мигом освободил свою жертву от лишней тяжести.

— С такими деньжатами мы, пожалуй, до весны протянем, — весело заметил его товарищ.

— А с ним что делать будем?

— Прикончим, что же еще.

Густава, привыкшего пугать окружающих, теперь самого парализовал ужас. На пороге смерти он вдруг впервые за всю свою жизнь, полную мерзостей, задумался о том, что ждет его на том свете. Ему вспомнились униженные им женщины, обездоленные дети, нищие, которых он презрительно отшвыривал от себя, старики, оставленные без средств. Он вспомнил тех, кто был лишь ступенью на его пути к могуществу, и тех, через кого попросту переступал либо шагал по ним, как по грязи. В длинной череде жертв его многочисленных преступлений перед ним, как живое, встало лицо Нелл. Разве не обещал он тысячу долларов тому, кто уберет Бирмингема с его пути к Рейлин, и разве не его обещание привело к смерти молодой женщины?

Фридрих с трудом отбивался от толпы демонов, волокущих его в ад. «Я не виновен!» — кричал он им, но голоса отвечали ему: «Виновен! Виновен! Приговорен к вечным мучениям!» Он тщетно пытался припомнить слова, с которыми обращаются к Богу, в то время как волосатая рука уже занесла над ним нож.

Фридрих зажмурился и… окровавленное лезвие упало на землю; затем со стоном упал тот, кто только что держал его.

— Вы можете надеть брюки, мистер Фридрих, — сказал ему знакомый голос. — Вам больше ничто не угрожает.

— Одни? — недоверчиво спросил Густав, натягивая дрожащими руками штаны на взмокшие толстые кальсоны.

— Я, кто же еще.

Повернувшись лицом к Хайду, Густав первым делом принялся застегивать пояс с монетами, совершенно забыв о том, что должен хотя бы поблагодарить человека, спасшего ему жизнь.

— Где ты был? Я ждал тебя почти месяц назад.

— Спасал свою шкуру. Руку надо было подлечить, вот я и не решался вылезать из берлоги. Все этот Бирмингем. Если бы не нанятые им ищейки и его дружок шериф, я бы появился раньше. Думал, они меня насмерть загонят. Ни ванны тебе, ни девочек — вот так и перебивался по тайникам целый месяц.