Рейлин поглядела на мужа тем лучистым нежным взглядом, каким смотрят только на любимого. Едва ли она смогла бы по собственной воле придать глазам это ласкающее выражение. Просто любоваться мужем вошло у нее в привычку, она не могла бы сосчитать, сколько раз взгляд ее, случайно упав на Джеффри, невольно задерживался на нем несколько долгих секунд.

Они хотела было вернуться в зал, но острая боль вдруг пронзила ее ступню. Нельзя так много танцевать, ее последний партнер прав. Она решила подняться наверх, но вдруг…

— Могу я пригласить вас на танец, мадам, — раздался прямо у нее над ухом приятный мужской голос.

Рейлин обернулась и оказалась лицом к лицу с улыбающимся мистером Ивом.

— Элизабет бросила меня, отправившись танцевать с братом вашего мужа, хочет немного успокоить его нервы. Мне думается, ничего у нее не получится: от подобной травмы впечатлений хватит надолго.

— Я не знала, что вы были женаты, — склонив голову, сказала Рейлин.

— Я никогда не был женат.

— Тогда у вас, должно быть, есть сестры…

— Ни одной, я последний из семерых детей, и все мальчики.

— Боже, ваш отец, должно быть, был горд тем, что у него столько сыновей.

— Конечно, — усмехнулся Фаррел, — даже очень. Но какими бы мы ни были, переживать тяжелые времена нам пришлось всем вместе.

— Знаете, думаю, я бы была права, если бы предупредила всех дам, пришедших ко мне в гости, чтобы не обольщались, ведь ни одну из них вы не найдете достойной собственной персоны.

— Все мне так говорят, — с печальным вздохом пожаловался Фаррел.

— Вам следует быть осторожнее, — со всей серьезностью заявила Рейлин. — Однажды кто-нибудь решит, что вы и впрямь помешаны на собственном совершенстве.

— Только дурак может сделать такую глупость, — презрительно фыркнул Фаррел.

Они сделали еще один круг по залу, прежде чем Рейлин решила задать вопрос, который ее все это время мучил:

— Если вы не были женаты и у вас нет сестер, то откуда вам знать, что испытывает Брендон? Или вы говорили о чем-то другом?

— Я находился в доме Элизабет, когда она родила Джека. Мы были близкими друзьями с ее мужем, и после я привез его тело вдове, чтобы похоронить возле дома. В тот же вечер у нее начались роды. Я чувствовал себя словно рыба на крючке, пока это продолжалось, и вздохнул с облегчением только тогда, когда акушерка вынесла ребенка, чтобы показать мне. Элизабет ни разу не закричала, но по ее стонам я понимал, как ей больно. К тому времени как все кончилось, ноги у меня были как ватные.

— Значит, вы знаете Элизабет уже давно, — заключила Рейлин.

— Я познакомился с ее мужем, Эмори, еще в мою бытность боксером. Мы стали друзьями. Он поехал в Джорджию подработать, а когда вернулся, представил меня невесте, которая приехала к нему в гости со своими родителями. Уже тогда я считал Элизабет самой красивой женщиной, но она была помолвлена с другим. У них на свадьбе я был почетным гостем и в роли лучшего друга подавал кольца. Что потом — долго рассказывать. Еще до того, как Эмори убили, он успел проиграть все их с Элизабет деньги, оставив вдову в безвыходном положении. После смерти мужа она стала работать у меня, и вместе мы довели дело до того состояния, в котором оно теперь находится. Даже сейчас, когда Элизабет зарабатывает не так уж мало, она старается экономить на всем, откладывая деньги для сына, — хочет, чтобы он, начиная самостоятельную жизнь, мог распоряжаться кое-какими средствами.

— Я уверена, Элизабет благодарна вам за то, что вы для нее сделали. Вы доказали, что можете считаться настоящим другом.