Пока стюардесса приветствовала входящих в самолёт пассажиров, Николас смотрел в панорамное окно пилотной кабины. Взлёт был его самым любимым моментом. За несколько секунд всё становилось таким маленьким: крошечные дома, тонкие нити шоссе, похожие на зелёные кляксы парки, и Темза, превращавшаяся в блестящую ленту, которая, журча, пересекала его родной город. Николас поправил очки на маленьком, курносом, как мячик для пинг-понга, носу, провёл рукой по вьющимся волосам и занялся выводом на взлётную полосу самого большого в мире самолёта — А380.

— Но как же он — такой большой и летает? Сколько он весит? — спросила его дочка Лейла сегодня утром.

— Шестьсот тонн! — ответил он.

— Пра-а-а-авда?!

Когда Лейла таращила глаза, она была как две капли воды похожа на свою маму. «Это всегда будет самой большой загадкой природы, — подумал Николас. — Лейла никогда не видела мать, но таращит глаза абсолютно так же, как она».

А вообще-то, Грейс была такой же: постоянно совершала загадочные поступки, а когда он просил у неё объяснений, отвечала, что у каждой девушки есть свои волшебные секреты.

— Капитан Блу! — обратилась к нему второй пилот.

— Да, Лаура?

— Взгляните-ка туда, — сказала она, показывая на лебедей, быстро и изящно планирующих над лондонскими облаками.

Они парили легко и свободно, как воздух, и Николас вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым. Он мог летать так же высоко, как они, и смотреть с неба вниз, как птица. Николас лучезарно улыбнулся и произнёс:

— Какая у нас всё-таки хорошая работа!

— Ага! — кивнула Лаура, восхищённо любуясь ясным лазурным небом.

— Вот те на, уже полдень! Как летит время, когда его мало, — сказала Лейла, рассматривая белку, быстро взбиравшуюся по стволу большого бука в Риджентс-парке. Если бы я была такой же резвой, как ты, я бы успевала делать всё, что только захочу. Но у меня никогда не хватает времени.

Ей очень нравилось сидеть на скамейке в парке и разговаривать с белками. Правда, они никогда не удостаивали её даже взглядом, но Лейле всегда становилось легче на душе после пары часов, проведённых среди деревьев. Ей казалось, что огромные ветки могут сжать её в крепких объятиях, таких же жизнерадостных, как весна, таких же жарких, как лето, таких же мягких, как осень, и нежных, как зима.

— А теперь мне пора. Иначе бабушка будет волноваться. Пока! Я скоро вернусь.

Лейла подняла два пальца вверх и быстро взмахнула ими в воздухе. Она уже давно решила, что именно таким жестом нужно прощаться с белкой. Та же, не обратив на неё никакого внимания, перепрыгнула на следующую ветку и исчезла в кроне бука.

Лейла взяла сумку и огромный чёрный футляр и направилась к салону красоты бабушки Эрминии. Когда папа отправлялся в межконтинентальный полёт, девочка всегда оставалась у бабушки. Но эта неделя была особенной: через три дня Лейле исполнялось одиннадцать лет, и она была уверена, что бабушка и её подруги устроят ей настоящий праздник с фейерверками.

Девочка быстро пошла к выходу из парка, но совсем рядом с воротами заметила медленно спускавшуюся с дуба белку, которая с интересом её разглядывала. Вдруг она встала на задние лапы, подняла переднюю и… взмахнула ею в воздухе, после чего тут же исчезла в кустах.

У Лейлы не было слов. Неужели белка действительно ответила на её приветствие или это был сон? Она почувствовала, как по спине побежали мурашки. Её короткие, растрёпанные и жёсткие, как вороньи перья, волосы зашевелились будто от порыва ветра. Но над парком не было даже малейшего дуновения.