– Извините, мне пройти надо. Можно?

И опять тишина. Дэвид продвинул ступню чуть дальше. Незнакомец начал оборачиваться. Дэвиду подумалось: не вернуться ли домой? Но сперва требовалось закончить дело. Иначе шептунью не остановишь. Теперь его ступня целиком оказалась в лужице света. Фигура опять заворочалась. Как просыпающийся истукан. Вслед за ступней – вся нога. Истукан поворачивался. Не выдержав, Дэвид шагнул на свет. Фигура бросилась к нему. Стонала. Тянула руку. Дэвид перебежал через световой круг. Фигура неслась позади. Чмокала. Вопила. Длинные ногти уже касались спины, пальцы так и норовили вцепиться ему в волосы, и тут Дэвид по-бейсбольному скользнул на твердое дорожное покрытие. Порвал штаны на коленке, но об этом думать не приходилось. Главное – он выбежал за пределы светового пятна. Фигура замерла. Дэвид был уже в конце улицы. Где тупик с бревенчатым домиком, куда вселилась парочка молодоженов.

Малыш Дэвид Олсон старался не терять из виду обочину. Ночь выдалась безмолвной. Лишь где-то поблизости стрекотал сверчок. Ведущая к деревьям тропинка белела от небольшого клочка тумана. Дэвида охватил ужас, но останавливаться было поздно. Это ведь его решение. Нужно довести дело до конца, а иначе на шептунью не будет управы. И первым погибнет его брат.

Сойдя с проезжей части, малыш Дэвид Олсон зашагал дальше. Вдоль забора.

Через луг.

И в Лес Миссии.

Часть I. В наши дни

Глава 1

Это мне снится?

Так подумал мальчуган, проснувшись от толчка, когда старенький «Форд» – универсал наехал на «лежачего полицейского». У мальчика было такое ощущение, будто до этого он преспокойно лежал в своей кровати и вдруг захотел по-маленькому. Щурясь от солнечного света, он вглядывался в платную дорогу на Огайо. Августовская жара накатывала волнами, как вода в бассейне, куда его однажды свозила мама, сэкономив на обедах. «Полтора кило сбросила», – хвалилась она и подмигивала. Счастливый тогда выдался денек.

Он потер усталые глаза и распрямил спину. Когда за рулем была мама, он обожал ездить на переднем сиденье. Машина превращалась в привилегированный клуб. Особый клуб, где состояли только он сам и эта стройная красавица, освещенная лучами восходящего солнца. Глаз не оторвать. Кожа ее прилипала к нагретой виниловой спинке сиденья. Топ с бретелькой через шею открывал сгоревшие на солнце плечи. А под бахромой обрезанных шортов кожа оставалась белой. С сигаретой в руке мама выглядела просто шикарно. Как кинозвезды в фильмах, которые они вместе смотрели по пятницам. Ему нравилось, когда на сигаретном фильтре алели следы яркой помады. Учителя в Денвере твердили, что курение – вредная привычка. Когда он передал это маме, она только отшутилась, не выпуская из пальцев сигарету: мол, сами они вредные, училки эти.

– На самом деле учитель – очень важная профессия, так что забудь сейчас же мои слова, – спохватилась она.

– Ладно, – ответил он.

У него на глазах мама потушила сигарету и тут же закурила следующую. Так она поступала только в тревоге. А когда они переезжали на новое место, она всегда тревожилась. Ну, может, на этот раз все срастется. После папиной смерти она частенько так говорила. На этот раз все срастется. Но почему-то никак не срасталось.

А теперь им и вовсе пришлось спасаться бегством.

Сигаретный дым завитками плыл вверх мимо капель августовского пота над маминой верхней губой. В глубоком раздумье мама уставилась на дорогу поверх руля. И только через минуту, не раньше, сообразила, что он проснулся. Тогда она заулыбалась.

– Утро-то какое, а? – шепнула мама.

Мальчик терпеть не мог утренние часы.