- Утро, Палыч.

 - Утро, Максимка. Тебе тут кофе.

 - От тридцать пятого дома забрал?

 - От нее, от Ульяночки, - пожилой мужчина улыбнулся. - Рубашку по пути застегивал.

 - Хорошо, что не штаны.

 - Наврал, небось, с три короба?

 - Точно.

 Водитель откинулся на сиденье и устало прикрыл глаза. Ковалев, взял с приборной доски пластиковый стаканчик и с удовольствием глотнул бодрящий напиток. Палыч, как и он, принадлежал к категории обычных, не воспринимающих чужие эмоции людей, но в силу возраста и ума научившегося точно отличать вранье от правды, а особые, в основном те, что помоложе, лгали часто и много. Олег не исключение. Купить товарищу кофе сподвигло вовсе не врожденное чутье, а банальное чувство вины за постоянные опоздания и задержки.

 - Знаешь, Палыч, иногда мне кажется, что он вовсе не врет, а искренне верит в то, о чем говорит. Попросту отличает не все свои эмоции от чужих.

 - Да-а, - мужчина не открывая глаз пожал плечами. - Все может быть. У них может, - он помолчал. - Уж больно их холют, лелеют с детства, да требуют. Так и с катушек съехать недолго. Это мы простые смертные, с нас какой спрос? А они? Вот сам посуди. Растет такой ребенок, родителям тяжело как с ним. Контролю учат не везде еще. Малыш, он же знает как и что мама с папой чувствуют, это хорошо, когда радуются, а когда злятся, ты себе представь? А потом в школе... Да и не школа, одно название. Раньше учились с понедельника по пятницу, и ужас был для нас, если уроков шесть, а теперь и по восемь в норме у обычных, а у них - десять и по субботам.

 Прозрачные печальные глаза пожилого мужчины с укором взглянули на Макса. Следователь задумчиво кивнул.

 - Я разве спорю.

 - Знаю, что не споришь. Потому и высказываюсь. Ты среди всей нашей челяди сразу выделялся, приметный был.

 - Скажешь...

 - Скажу. Поймаешь ты свою Вупару, помяни мое слово, поймаешь.

 - Твоими бы устами, - улыбнулся Макс.

 - Помнишь, как говорят? Что стар, что мал. Так что считай, что моими устами...

 Следователь от души рассмеялся.

 - Спасибо, я запомню.

 - Ковалев!

 Максим повернулся к открытой пассажирской двери, взгляд уперся в знакомое ярко-алое пальто, услышал тихий смешок водителя и нехотя вылез под косые струи ледяного дождя, сменившего морось. Кажется, даже небесный водоканал решил сегодня поработать против него.

 - Привет, Кать.

 - Снова она?

 Мужчина кивнул, глядя сверху вниз в темные кошачьи глаза. Катерина сощурилась и стряхнула с лица прилипшую мокрую прядь черных волос.

 - Приехала сапожки портить? - насмешливо произнес Ковалев, опершись спиной о холодный металл.

 - Да, об тебя. Ты работаешь?

 - В поте лица.

 - Заметно.

 В очередной раз в груди поднялась волна усталости и опустошения. И это по настоящему пугало, раньше насмешки над прокурором поднимали настроение.

 - Что молчишь?

 - Вспоминаю номер Афанасьевны.

 Впервые за последние несколько лет в холодном взгляде Катерины мелькнули испуг и беспокойство.

 Макс достал из кармана орех, присел, вытянул ладонь подальше от себя, белка дернулась, и, резво перебирая когтистыми лапками, понеслась вниз по стволу. Замерла у самых корней, еще раз, видимо на всякий случай, присмотрелась к человеку, к угощению на его руке. Сделав свои выводы, зверек подергал пушистым хвостиком и, вытянувшись в струнку, уцепившись гибкими пальчиками за ладонь, сватил орех, тут же затолкав его за щеку, и понесся прочь, словно следом гналась стая бесов. Рядом засмеялся малыш. Макс увидел, не услышал. Весь окружающий мир заглушала музыка в ушах. Не раздумывая, мужчина достал остатки беличьего угощения и протянул мальчишке.