Изменить размер шрифта - +
У тебя такое тело, что и тебе, и мне будет хорошо, если ты расслабишься. Ну давай… расслабься, любовь моя, расслабься.

Самым невероятным было то, что она действительно стала расслабляться, и она почувствовала эту опасность в себе самой. Она должна была бороться с собой. Шейла остро ощущала ласковые движения его рук, но не хотела отодвигаться. Она так планировала, должна была так сделать, так сделает… Но ее как будто опоили, одурманили. То, как он говорил с ней раньше и как говорил с девушкой, которую называл «кузина», казалось, было из другой жизни, было в каком-то сне. Он слегка изменил позу, оставляя ей больше места, и поцеловал ее в ухо, потом в щеку. Шейла не могла понять себя, свое настроение, почти не понимала, что с ней происходит. Она хотела всего лишь, чтобы он поверил, что она ему поддается, и был не готов, когда она на него нападет. Но в ней действительно стало просыпаться желание.

Гибким движением тела он подвинулся так, что они лежали рядом, и она ощущала его руки, а затем вдруг он оказался на ней, странно легкий, и целовал ее губы, открывал их поцелуями, и она чувствовала давление его зубов на губах, потом на зубах.

В этот момент боль пронзила ее губу, все еще распухшую, и напомнила о его жестокости. Все желание в ней умерло и возобладал холодный ясный рассудок.

Он продолжал хрипло шептать, и руки его были сильными и твердыми, и она знала, что если начнет сейчас с ним бороться, то проиграет: он ее заставит подчиниться. Она должна была подождать, пока он уверится, что она согласна, что чувствует то же страстное желание.

Но, слава богу, желание в ней умерло.

Она чувствовала на себе тепло его ног и бедер.

— Я говорил тебе, — хрипловато продолжал он, — не надо бороться. Это замечательно быть вместе, замечательно, когда мужчина и женщина…

Она обхватила руками его шею и стиснула изо всей силы. После первого момента ошеломительной неподвижности, прежде чем он успел по-настоящему осознать, что она делает, она судорожно взметнулась и отбросила его полуобнаженное тело в сторону, продолжая держать его за шею. Он задыхался в агонии. Наполовину на постели, наполовину сброшенный с нее, он яростно глядел на Шейлу, но боль явно была слишком мучительной, и он не мог выговорить ни слова.

Она разжала руки. Он беспомощно соскользнул вниз, и она начала подниматься, чтобы сесть, стараясь отдышаться, едва понимая, что одолела его. Ее собственная голова гудела, она была в почти полном изнеможении, но времени у нее не было.

Слишком быстро она попыталась спустить ногу с постели.

Дэвид снова кинулся на нее со злобной яростью.

В этот момент она поняла, что все потеряно: она проиграла. Она увидела озверение в его глазах, злобно искривленный рот, почувствовала, как его пальцы обхватили ее горло с такой силой, какую ей было не одолеть, не разжать.

Он шептал свистящим голосом:

— Я тебе покажу, сука.

В этот момент Шейла увидела за его лицом другое лицо — большое, решительное, твердое.

Она увидела, как руки этого человека сомкнулись на шее Дэвида. Дэвид хотел схватиться за цепочку, которая болталась у него на шее, его пальцы уже коснулись ее… Но его голову дернули назад и его буквально подняли с девушки. Хотя у нее в глазах стоял туман, она увидела, как Доулиш вытащил из кармана кусачки и раскусил цепочку. Легкая цепочка упала с шеи Дэвида, и Доулиш ее подхватил. Дэвид кинулся в атаку, но Доулиш нанес ему удар такой силы, что тот отлетел через всю комнату, ударился о стену и свалился на пол.

Доулиш, такой громадный, посмотрел на Шейлу и улыбнулся. Он даже не задыхался. Подняв с пола ее разорванное платье, он легко накинул его на нее, сказав:

— Простите, что я так затянул дело, но я должен был твердо знать, что Дэвид не заметит, когда я войду, а то он подул бы в свою трубу и убил сотню людей.

Быстрый переход