Из будки доносились возбужденный голоса, Бригс и Левер, вскочив на ноги, пожимали друг другу руки, хлопали друг друга по спине, а Левер тряс руку аморфа. Стордал включил свет, и двое мужчин вывалились из будки в сопровождении аморфа, который смущенно улыбался.

- Великолепно! - воскликнул Левер. - Сантана, ты можешь считать это заключительным экспериментом.

Врач смотрел на них с неодобрением, почему-то не разделяя восторга.

Бригс задумался.

- Господи Иисусе, - бормотал он, - а если взять шесть ученых, из которых каждый - эксперт в своей области, и синтезировать их знания в одном аморфе? Каких высот в науке можно достичь! Ты думал об этом, Эйвио?

- Да, думал, - ответил тот серьезно. - Наивно было бы полагать, что об этом не думает больше никто.

8

Сами по себе существа не представляют опасности, она заложена в интеллекте человека. Кто знает, что вытащит на свет аморф из глубины человеческого подсознания. Зло, агрессия, которые человек всю жизнь может держать под контролем, в один прекрасный момент выплеснутся наружу...

Таковы были споры между интеллектуалами.

Не углубляясь в эти споры, аморфы все больше проникали в жизнь поселка, пока не стали неотъемлемой ее частью.

Стордал сидел на поваленном дереве и смотрел перед собой. Он расположился на склонах кургана, примерно в трех милях от поселка, и густая поросль чашелистника скрывала его от любопытных глаз, вооруженных биноклями. Солнце клонилось к закату, ветер, налетая с суши, шелестел листьями у него за спиной. Облака пробежали, небо прояснилось, приобретя чистый сиренево-розовый оттенок. Любуясь им, Стордал не замечал кружащихся в воздухе песчинок.

В нескольких шагах от Стордала, на склоне холма, играла маленькая девочка. Это была ее любимая игра: она "принимала гостей". Срывая со стебля крепкие "блюдечки", она переливала влагу из одного в другое, потом, улыбаясь, предлагала гостям "чай", а вместе с чаем всамделишные "взрослые" разговоры.

Глядя на нее, Алекс не просто наблюдал: он дарил ей свою любовь. Не произнося ни слова вслух, он просто испытывал эту любовь; и большего счастья он не желал.

Вдруг девочка подбежала к нему.

- Папа, Эл не хочет есть печенье, - обиженно произнесла она, глядя ему в глаза долго и упорно, тем взглядом, который всегда приводил его в замешательство. - Он говорит, что хочет другое, с шоколадом, - продолжала она. - Скажи ему, чтобы он съел это. - Недовольная тем, что отец не торопится, Элис похлопала ладошкой по его руке: - Скажи, что так нужно!

Ротик дочери мал и четко очерчен, подбородок упрям; щеки - румяны. А глаза... Это ее главное достоинство. Серо-зеленые, опушенные густыми ресницами, невероятно выразительные, эти глаза то открыто вопрошают, то сверкают гневом, то лучатся счастьем, то грустят.

Девочка независима, своевольна, а временами нежна и ласкова. Стордал говорит себе: "Внешность не всегда играет решающую роль; Элис возьмут замуж за то, что она личность. Сначала мальчишки будут преследовать ее, как стая собак, а лет через десять она им покажет, где раки зимуют".

- Подойди ко мне, детка, - ласково позвал он. - Послушай меня. Я хочу кое-что шепнуть тебе на ушко.

Дочь пошла к нему, потом остановилась, широко улыбнулась, и вдруг отпрыгнула назад.

- А что ты хочешь шепнуть?

- Это тайна.

- Знаю я твою тайну! - она завертелась вокруг своей оси, став центром летящего облачка из легкой ткани. - Ты скажешь, что любишь меня, а потом поцелуешь. Никакая это не тайна!

"Самонадеянная зверюшка, - подумал Стордал с нежностью, глядя, как она разливает "кофе". - К восемнадцати годам выскочит замуж. Будем надеяться, что попадется разумный парень, сейчас вокруг столько всяких шалопаев".

Он наблюдал за игрой Элис, пока не стемнело. А потом покинул ее.

Это и был его идеал.

В доме Уолтерсов ужинают.