— Сложно сказать, — проворчал Рэй. — Он был мужик неразборчивый, брался за любое дело. Когда подворачивался случай, готов был ухватиться за него, даже если хвататься приходилось за ручку двери чужой квартиры.

— Лайлы снимали квартиру в Мюррей-Хилл, — продолжал я. — Но чем бы они в то время ни занимались, время для Кукарова сразу же нашлось. Всё-таки Лайл был тоже латышом и, как и все, хотел, чтобы Чёрный бич получил наконец по заслугам. Однако, поразмыслив, эти практичные господа решили, что могут попутно заработать на этом деле. Не на Кукарове, нет, а на некоторых других господах, чьи портреты также украшали галерею Мейпса.

И вот Лайл пустил слух, который немедленно дошёл до неких заинтересованных сторон, и завертелось… Мне кажется, мистер Блински, вы были одной из этих заинтересованных сторон. — Я посмотрел на него, а он посмотрел мне в глаза, и под его взглядом я сжался, съёжился в прямом смысле этого слова — таким неприятным был его взгляд.

Если мне когда-нибудь придётся писать пьесу под названием «Чёрный Бич из Риги», я непременно отведу Блински главную роль. С чёрными волосами и чёрной бородой, в чёрных брюках и свитере и с этим пронзительным, беспощадным взглядом, он по всем статьям подходил под прозвище Чёрный Бич. Я хотел напомнить ему, что он не ответил на мой вопрос, но только тут понял, что не задавал вопроса, и решил вернуться к изложению событий.

— Марисоль сыграла свою роль, — продолжил я. — Однако у девушки наступил момент раскаяния. Конечно, она не раз слышала рассказы о преступлениях Кукарова, но для неё самой Латвия была так же далека, как подводный мир Жака Кусто, да и работал Кукаров своим «бичом» ещё до её рождения. Так что же сделала она? Предала своего благодетеля, что уже гадко, да ещё невольно подставила остальных его клиентов, которые не имели ничего общего ни с Латвией, ни с геноцидом вообще.

И как же Марисоль поступила тогда? Точно так же, как поступили на её месте многие другие, — пошла в бар, чтобы залить горе вином.

Уолли Хемфилл быстро обменялся с клиенткой парой слов.

— Ей уже исполнился двадцать один год, — объявил он нам всем, — и она имеет право употреблять алкогольные напитки.

— А я и не говорил, что не имеет.

— Но если скажешь, я оставляю за собой право на возражение.

Я на секунду закрыл глаза, но, когда открыл их, никто из присутствующих не исчез. Следующий ход был довольно хитрым, и я надеялся, что Уолли со своим тупым энтузиазмом не испортит мне игру.

— Так вот, Марисоль живёт в Адской Кухне, но она не хотела идти в местный бар, так как желала остаться одна. Поэтому она отправилась на юго-восток и нашла там симпатичный бар, который ей приглянулся. Возможно, кто-то из присутствующих тоже бывал там, и не раз. Итак, она пропустила рюмку, потом другую, а затем рядом с ней оказался мужчина, который угостил её следующей рюмочкой, и после этого она ничего не помнит, кроме того, что очнулась в своей квартире с раздвинутыми ногами…

— Возражаю!

Я сердито посмотрел на Уолли, и он с извиняющимся видом пожал плечами.

— Слушай, Уолли, — сказал я, — ты не на заседании суда, понятно? Веди себя прилично, а то я оставлю за собой право вывести тебя из комнаты.

— Ладно, Берни, прости.

— Постарайся временно держать рот на замке, и всё, — посоветовал я. — Так вот. Открыв глаза, Марисоль обнаружила на себе мужчину. Она пыталась бороться с ним, но не могла ничего поделать, а потом вторично потеряла сознание и окончательно проснулась только утром.