— Что ж, — сказал я.

— А затем ты отказался от небольшого состояния, чтобы оказать любезность человеку, которого никогда в жизни не видел. Ты украл мои рубины, а потом вернул их мне и не заработал на этом ни цента, верно?

— Я не очень хороший бизнесмен, — признался я. — У меня в книжном магазине тоже не все гладко.

— Думаю, у тебя все отлично, — с чувством возразила она. — Ты замечательный парень, Берни Роденбарр. Просто замечательный.

И она пожала мне руку, задержав ее в своей чуть дольше, чем можно было ожидать.

Глава 24

Спустя несколько дней я сидел в своем магазине и кидал бумажные шарики — белые, а не лиловые — Раффлсу. Ему это занятие явно наскучило, но он продолжал исполнять свою роль — из чувства долга. Потом дверь открылась и вошла Элис Котрелл.

— Они действительно у тебя? — без обиняков спросила она. — Или это уловка, чтобы заманить меня?

— Ни в коем случае, — отозвался я. — Но уж если зашла речь об уловках, предлагаю показать деньги.

— Сначала покажи, что у тебя, Берни.

Я покачал головой:

— Карл не взял деньги вперед, и видишь, что из этого вышло? Я хочу всего лишь те же две тысячи, которые ты обещала ему, и, пока не получу их, ты ничего не увидишь.

— Что ж, видимо, я это заслужила, — вздохнула она и извлекла из сумочки стопку банкнот. Это были сотенные, и их было двадцать. Я знаю, потому что пересчитал.

Я нашел им местечко в своем бумажнике и достал из-под стола конверт из плотной бумаги. Он не был похож на тот, что побывал в сумочке Карен Кассенмайер, в гардеробе 303-го номера отеля «Паддингтон» и в собственной квартире Элис в Ист-Сайде. Я открыл его и извлек стопку листов, похожих на те, что находились в подлинном конверте. Впрочем, бумага была белой, как шарики, которые я кидал Раффлсу.

Она схватила стопку и быстро перелистала.

— Здесь и последнее письмо, которое ты сжег, — сказала она. — «С глубоким возмущением Гулли». Прекрасно. Можно сказать, Гулли Фэйрберн очень много времени провел в глубоком возмущении. Берни, даже не знаю, как благодарить тебя.

— Ты мне заплатила.

— Ты очень многое пережил за две тысячи долларов. Знаешь, это не все, что я обещала Карлу.

— Знаю.

— А ты правда узнал мой голос, когда прятался там, за занавеской? Я говорила очень тихо и вообще-то произнесла пару слов, не больше.

— То, что я узнал, не имело к словам никакого отношения.

— Знаешь, ты мог бы снова услышать эти звуки.

— Неужели?

— Если найдешь правильный подход.

— Я тебе позвоню, — пообещал я.

— У тебя есть мой телефон?

— Можно и так сказать.

Примерно через час дверь отворилась снова, и на сей раз на пороге появился застенчивый человек в твидовом пиджаке и клетчатой рубашке. Это был Лестер Эддингтон, и я не стал спрашивать у него деньги вперед. Я вручил ему конверт, очень похожий на тот, что передал Элис Котрелл, и он с извиняющейся улыбкой извлек содержимое и внимательно просмотрел.

— Лишняя предосторожность не помешает, — заявил он. — Я ведь видел только одно письмо, и оно было вполне подлинным, но… — Он хмурил брови, кивал, бормотал что-то себе под нос и наконец поднял голову. — Это золотая жила, — произнес он, делая круглые глаза. — Если бы они исчезли, это была бы истинная трагедия.

— Поэтому я сначала сделал копии.