— Хорошо, если они будут здесь завтрашней ночью. — мрачно заявил Мьер.

— То есть…

— Дело в том, что можно ожидать нападения и сегодня; но… все-таки, верю, что не все так мрачно.

Фалко от волнения даже вспотел и совсем позабыл о том блюде с жаренными грибами, которое стояло против него — этим воспользовался успевший проголодаться Глони — в несколько мгновений поглотил их. А хоббит тут вспомнил:

— У них же завтра праздник! Да… этот глупый, хотя… милый праздник. Только бы он еще тысячу раз повторялся — этот праздник начала сбора яблок! Все будут пить яблочный сок, а у Больших холмов, зальют целое озерцо сока, и будут там плескаться. Да — все хоббиты соберутся у Больших холмов, чтобы выслушать торжественную, к счастью — короткую; все время одну и туже речь. Вот там то мы…

— Ну, а раньше — никак? — поинтересовался Эллион.

— Я представляю!.. — горько усмехнулся Фалко. — Побежали бы сейчас кричать, что надвигается на нас Враг — в лучшем случае вновь меня на смех поднимут — скажут, что «эти подозрительные друзья околдовали»…

В это время часы задрожали, открылись дверцы и выскочил оттуда гном; недоуменным взором — «Да сколько же можно сидеть?!» окинул собравшихся, и два раза ударил по своей наковаленке — после чего, сердито сверкнув глазами, убрался восвояси.

— Наша работа. — еще раз похвалил Глони; отхлебнул в очередной раз пива и заявил. — А, все-таки — жизнь совсем неплохая штука.

Мьер сосредоточенно думал; Эллион начал негромко напевать что-то очень красивое, во всяком случае Фалко запомнились слова:

Тут Глони зевнул, и молвил сонно:

— Впереди еще столько дел…

— Да, пожалуй, надо на боковую. — раскатисто зевнул Мьер.

— Что ж, спокойной вам ночи. — плавно прервал свое пенье Эллиор. — Эти холмы приносят мне печальную память веков минувших. И песни льются из меня. Если хозяин позволит, я буду петь в саду…

Фалко там и просиял от счастья! Даже и грозящая беда теперь отступила… Ведь, он будет слушать пение эльфа! Эльфы…

Ведь это были любимые герои Фалко. О, эльфы — он чувствовал, что очень, очень мало про них знает, но то, что знал, пленило своей поэтичностью — те преданья, пусть и смутные — которые он знал о них — больше, чем что-либо иное, наполняли душу его поэтическим восторгом. И вот теперь он будет слушать настоящего эльфа… ведь, они живут вечно, а некоторые из них появились в те дни, когда ни Солнца, ни Луны еще не было…

Потому, первый вопрос с которым он обратился к Эллиону, когда они еще шли по коридору распахнутой к звездному небу круглой дверце было:

— Сколько вам лет?

— О — да я еще совсем молод.

Тут Фалко несколько приуныл, однако, эльф понял его, и с улыбкой закончил:

— …Ну — по эльфийским меркам молод — пятьсот лет. По вашему то возраст весьма почтенный.

— Да — у нас и не живет никто постольку. — восторженно воскликнул Фалко.

В это время они переступили через порог, и звезды — такие прекрасные, такие величественные, каких и не увидишь, в нынешнем мире, распахнулись над их головами, и был так чарующ, так ярок был льющийся от них серебристый свет, что Фалко, чувствуя рядом эльфа, которому пятьсот лет, и который мог бы поведать многие тайны этой бездны — рассмеялся. Но вот сделали они несколько шагов вниз по склону, и выглянула из-за пологого ската холма зловещая, красная комета.