Вот повернулся к Барахиру и Брандиру. — К одному из вас у меня есть поручение. Это связано с эльфами.
— Я! — тут же вызвался Барахир.
— Хорошо. Ты отправишься в лес, разузнаешь — не известно ли им что-нибудь об Маэглине, и об тех появившихся в наших краях.
Барахир так и просиял от радости, хотя на какого-нибудь другого обитателя города подобное повеление произвело бы действие устрашающее, и он посчитал бы себя героем, отправляющимся на трудное и опасное задание.
Он склонил голову перед правителем и молвил:
— Я побегу сейчас же!
— Хорошо. — видя его рвение, одобрительно кивнул Хаэрон. — Ты не боишься лесных эльфов? Ты, я вижу, даже рад с ними встретиться.
— О, я уже несколько раз виделся с ними. — в порыве счастья, выложил свою тайну Барахир. — Ну не то, чтобы я был с ними знаком… но в лес пробирался, слушал их пенье. Они замечали меня, приглашали к костру, угощали солнечным светом. Я никому не рассказывал раньше — боялся, вдруг, запретят. А это у меня самое дорогое…
— Да кто ж тебе запретить может? Ладно, ступай — и не успокаивайся, если какой-нибудь эльф скажет, что ничего не знает. Ты дойди до их правителя, зеленокудрого Тингола — он все знать должен.
— Да я мигом!..
Барахир вылетел из башни. Тут он на мгновенье задумался — идти ли от стен до леса в открытую, или же, по потайному ходу, который начинался во дворике таверны «Поросенок и курица»? По потайному ходу он ходил раньше — и теперь вспоминал низкие своды; вечное шуршанье мышей под ногами, заплесневелый запах, исходящий их древних, покрытых паутиной трещин стен, и решил, что лучше, все-таки, идти по туннелю.
Он прошел по узким улочкам родного Туманграда. Деревянные, ухоженные домики — все темных цветов, но покрытые яркой цветочной вязью; кой-где украшенные фигурками петушков…
Город медленно просыпался, выступал из ночного тумана. Вот встретился дворник: «Пшиих! Вшиих!» — мягко вычищала его метла улицу. Он, в знак приветствия, склонил перед Барахиром голову:
— Доброго вам утречка!
— И вам того же…
Он уже прошел мимо, и дворник кричал ему вослед:
— Так будет ентот праздник, ельфов окаянных?!
Не оборачиваясь, Барахир громко, так, что его и в просыпающихся домах должны были слышать, крикнул:
— Да, праздник будет! И праздник этот вы все запомните, как начало совсем иной, счастливой жизни! Слышите?! Я чувствую это!
И это, расправившее над градом перламутровое покрывало июльское утро, и прохладный, наполненный легким трепетом воздух, и предчувствие грядущей встречи с эльфами — от всего этого кружилась у молодого Барахира голова (ему только двадцать три года исполнилось). И вот он, как птица вперед сорвался, с сияющим лицом пробежал по улицам, до таверны «Поросенок и Курица», у открытой двери которой уже стоял, зевал во все горло, пузатый владелец ее, Хэкс, он спрашивал у Барахира:
— Куда это ты с таким сияющим лицом, Барахир?! Быть может, влюбился?
— К эльфам я! К эльфам! — радостно выкрикивал Барахир. — В них я влюбился!
Хэкс покрутил у виска пальцем, хмыкнул. А Барахир уже пробежал во внутренний дворик, и приговаривал:
— Дурачина ты, Хэкс, дурачина! Сколько уж лет живешь в своем «Поросенке», а не знаешь, что за сокровище сокрыто у тебя! Здесь же дорога к эльфам!
С этими словами он подбежал к валуну, на котором едва различимы были некие письмена. Барахир надавил на яйцевидную выемку, и валун, с недовольным урчаньем, отодвинулся в сторону.
Открылся проход: в сгущающейся темени растворялись мшистые ступени, по которым так много раз до этого сбегал Барахир. |