На пороге она увидела гостей, бедственное положение которых было столь же необычайно для Нуменора, сколь и шумящий за их спинами дождь. Один бледный юноша, поддерживал другого, которого хозяйка вначале, из-за седых волос приняла за старца. Но, когда он с трудом поднял голову, она вскрикнула и отступила — дождь смыл кровь с лица Альфонсо, но от этого оно не стало менее страшным. Выпирающие скулы, запавшие глаза — от неимоверного давление даже кости искривились…

Но первый юноша представился очень вежливо, и сказал, что спутник его захворал, и нужен ему небольшой отдых, на это Альфонсо слабо зашептал:

— Нет, нет — мы должны идти вперед. Ты знаешь, где наша цель… И не давай мне заснуть…

Тут Тьеро, прямо на глазах хозяйки, и вышедшего ее супруга, принялся убеждать:

— Ты совсем ослаб. У тебя озноб, горячка. Нам необходим хоть небольшой отдых…

Альфонсо хотел было что-то ответить, да только стон вырвался — он впал в забытье.

Конечно, больного внесли в дом, а тут выяснилось, что с ними еще три малыша. Их тоже внесли в дом, положили поближе к камину. Из детских горниц выбежали несколько мальчиков и девочек, столпились около люлек, ласкали малышей, и вскоре те стали смеяться.

Тут, казалось бы, странное дело: все жители Нуменора, в том числе и приютившие Альфонсо и Тьеро, знали не только про убийство, но и про то, что убийца бежал с тремя малышами. Вот, появляется некто со страшным лицом и с тремя малышами — неуместно ли тут предположить, что убийца забрел к ним в дом?

Однако, надо знать этих простых нуменорцев, чтобы понять, почему они даже и не подумали об этом. Подозрения в убийстве, даже при достаточно большом сходстве, свойственно обществу, где убийство совершается часто, где это какая-то чудовищная норма существования — для Нуменора убийство было неестественно, а потому — крестьяне сказали бы, что видели убийцу, не иначе, как в том случае, если бы над их домам пролетал многоглавый дракон, да нес в своих когтях колыбель.

Альфонсо пронесли в горницу, где дали отпить целебного зелья, после чего еще много над ним хлопотали, пока он не пришел в себя и не простонал:

— Мы должны идти… он едет?..

— Кто едет? — с тревогой покосившись на хозяев спрашивал Тьеро.

Однако, Альфонсо уже не мог вспомнить, что привиделось ему в бреду. Он с болью смотрел в окно, по которому настукивал дождь, да стекал, плавными, и мрачными линиями.

Тут вмешался хозяин — могучий крестьянин, богатырь:

— В такую погоду, да в таком состоянии мы вас никуда не отпустим.

Тут и хозяйка добавила:

— Этот год и так лихим для земли нашей выдался. Сначала, вишь, орел от Манвэ прилетал — войска на войну созывал. Потом еще эта беда… ох, про нее то и говорить страшно… А тут вы еще в ненастье это уходите — нет, нет. По крайней мере, до следующего утра вы останетесь, испробуете моего пирога — такого больше нигде не отведаете.

Через несколько часов вся крестьянская семья, а также Альфонсо и Тьеро, сидели в большой горнице, за столом, на котором уже дымился пирог, подобного которому «нигде было не отведать». Пирог был такой высокий, что и непонятно было, как его сразу можно съесть, даже и большой крестьянской семьей, вместе с голодными гостями. В нижней части округлый и темный, он расширялся кверху, и там все больше светлел, пока, наконец, в верхней части (не меньше метра от поверхности стола), не переходил в плотное солнечное сияние, отчего в горнице было светло и празднично. Крестьянские детишки весело переговаривались, а две девочки не отходили от малышей — показывали им своих куколок, а те тянули к ним свои ручки, и смеялись.