Газетам эти имена неизвестны. Для них он — Потрошитель с улицы Бурбон, броское прозвище, много лет назад полученное за первого из найденных копами. Он уверен, это имя принесло газетчикам больше прибыли, чем смогло бы любое из его настоящих. Ложь всегда продается лучше правды. Он неизменно читает в газетах о том, что совершил, но никогда не сохраняет вырезки — официальные комментарии полиции и дикие домыслы безграмотных журналистов. Это, думает он, все равно что побывать на Манхэттене и купить майку с надписью Я (сердечко) Нью-Йорк.

Смерть обходится недешево, что бы ни думал и как бы ни вел себя по этому поводу мир. Вообще-то она — дорогое удовольствие, он в состоянии финансировать свои изыскания только благодаря оставленному матерью наследству, правам на бурение какого-то участка в Техасе. Упорная в своих заблуждениях, она пропустила нефтяной бум, так что продажа земли принесла отнюдь не огромные деньги. Но достаточные. Его потребности невелики, если, конечно, дело не касается исследований. На смерти он экономить не станет.

Из высокого окна человеку, который сегодня Джордан, видна река, толстой коричневой змеей спокойно и величественно петляющая в грозовой ночи. Такая река — самая могучая вещь на свете…

Он дожидается очередной вспышки молнии и задергивает шторы прежде, чем доносится звук грома. Неоконченная работа ждет, а он не может вспомнить, что же его отвлекло. За окном или на улице, что бы то ни было, оно давно исчезло, и домой он принес лишь свое ожидание. Он не всегда приводит Их к себе, только самых-самых особенных, тех, кто пошел до конца и заслужил больше его времени и внимания. Тех, кто может его научить, рассказать, в какую мерзость Они превратились.

Как вот это, распростертое на сияющем сталью операционном столе в лучшей комнате его дома на реке. Оно следит за тем, как он отворачивается от окна, следит широко открытыми, еще не бессмысленными глазами. Его всегда изумляло, сколько физической и психологической боли они способны вынести. Еще одна загадка, еще один барьер, отделяющий Их от человечества и делающий столь опасными.

Впрочем, вполовину не такими опасными, как он. Нет, даже на четверть не такими.

Это, к примеру. У него водительские права штата Луизиана на имя Марджори Мари Уэст, в графе пола буква Ж. Он уже начал, но оно все еще следит за ним, настороженное, в сознании, будто ждет возможности сбежать. Будто такой шанс вообще мог существовать. Несмотря на то, что он отрезал этому язык, пока не закончилось действие демерола, и прижег скользкий обрубок, чтобы оно не истекло кровью. Несмотря на то, что язык выставлен на обозрение в прозрачной банке с формалином. Оно все еще держится, это существо, вот что важно.

Человек проводит по своим жирным черным волосам рукой в окровавленной латексной перчатке, отбрасывает непокорные пряди с тусклых серо-голубых глаз. Выбирает скальпель из разложенных на лотке хирургических инструментов.

Некоторые он заказал через фирмы, торгующие медицинским оборудованием, или купил набором в антикварных магазинах. Другие изготовил сам, те, что не мог купить, потому что до него никто в них не нуждался.

Оно следит за ним со стола, бесполая тварь, притаившаяся в мире мужчин и женщин, черно-белом мире противоположностей и противостояния. Он знает, что оно не просто зло, такую хрень только псих какой-нибудь может подумать. Зла вообще не бывает. Оно, скорее, чужое, как вирус, и ему следует соблюдать осторожность, если он хочет, чтобы его начинание увенчалось успехом. Очистить мир от этих чудищ раз и навсегда.

Человек, который сегодня Джордан, проверяет фиксаторы — прочные кожаные ремни и стальные застежки. Вскоре он стянет простыню, которой прикрыл это невозможное тело, сняв лживую одежду. Оно смотрит, и гром ворчит в бесполезном протесте над домом у реки.

Если человек не завел альбома с вырезками, еще не значит, что ему не о чем вспомнить.