Пэм Тирни минуты три-четыре не говорила ни слова, просто стояла не шелохнувшись, уставившись на залитую кровью комнату. Когда она обернулась к Джиму, единственным звуком, выдавшим ее, был долгий, ожесточенный вздох.

— Ого, — негромко сказала она со смешком, всамделишным гребаным смешком, коротким, сухим, несчастным звуком, за который Джим Унгер был готов ее ударить.

— Конкретные предположения о причине смерти, детектив? — она обошла его кругом, направляясь в кухню.

— Как насчет ручной гранаты? — спросил Флетчер, когда она проходила мимо. Его партнер сидел на черном кожаном диване, проглядывая фотоальбом.

— Да, в самую точку, Флетчер. Долго думал, наверное.

Потом, уже его партнеру:

— А ты что, мать твою, делаешь?

Парень вздрогнул и быстро поднял на нее глаза в испуге, как мальчишка, которого застигли запустившим руку в пачку печенья.

— Не мог бы ты сделать мне одолжение, положить это и встать с дивана? Если ты, конечно, не природный уникум, рожденный без отпечатков пальцев.

— Лучше послушайся, Джои, — сказал Флетчер. — Кусает она гораздо хуже, чем лает.

Но молодой полицейский уже положил альбом где нашел — на кофейный столик, и подскочил как на пружинах.

— Спасибо, — сказала Пэм Тирни, и исчезла в кухне.

— Да в чем с ней дело? — спросил парень.

— Наверное, у подружки протечка на этой неделе, — ответил Флетчер.

Двое помощников Тирни, нагруженные фотокамерами и ящиками с криминалистическим снаряжением, как раз взобрались по лестнице. Оба стояли в дверях с потерянным видом и морщились от запаха.

— Где тело? — спросил один из них, и все, даже Винс Норрис, захихикали.

— Девочки, постарайтесь тут ничего не трогать минут пять, — сказал Джим. — Я отойду на пару слов с драконшей.

Пэм Тирни стояла у плиты, высыпая упаковку кофе в сковороду. Газовое пламя уже лизало дно, и воздух наполнило насыщенное благоухание подгорающей смеси цикория и кофе.

— Ты что творишь? — спросил он, недоумевающе глядя на сковородку.

— Парень, который учил меня в Батон Руж, делал так каждый раз, когда подбрасывали вонючку. Особенно из тех, что долго пробыли под водой. Лично я думаю, что пахнет даже хуже, чем там, — она мотнула головой в сторону спальни. — Однако не могу допустить, чтобы каждого тошнило на месте, где я пытаюсь работать.

Она уменьшила пламя под сковородкой и помахала, гоня темные клубы к потолку. Джим закашлялся, прищурился на нее сквозь дымку.

— Хочешь сказать, тебя эта хрень нисколько не трогает?

Пэм Тирни повернулась к нему лицом. Он заметил, что глаза у нее слезились, но предположил, что причина в подгоревшем молотом кофе.

— А чего ты хочешь — чтобы я распустила нюни? Заблевала весь пол, как те трое удальцов? Да, бля, меня это трогает, но именно мне придется идти и копаться в том, что осталось от этого парня.

Джим оглянулся в сторону спальни.

— Я думал, это женщина. На ногтях рук и ног черный лак, — сказал он, но Тирни покачала головой. Она отошла от плиты, протиснулась мимо Джима Унгера из кухни. Рявкнула какие-то указания своим ассистентам, те начали распаковывать и устанавливать оборудование. Потом повернулась к Джиму, все еще застывшему в дверях кухни.

— На минуточку, Шерлок, хочу показать тебе кое-что.

Джим застонал, однако пересек комнату. Она стояла на пороге спальни, указывая на нечто на окровавленном полу у своих ног.