Животное тихо заржало, обнажив желтые зубы. Похоже, ему тоже не нравился мой вид. Всадник продолжал что то тараторить на непонятном языке. Я кивнул, улыбнувшись; он нахмурился и полуобернулся к своему спутнику, который стоял шагах в пятидесяти от него. Я схватился за копье обеими руками и с разбегу вонзил его всаднику прямо в грудь. Острие прошло сквозь кольчугу, синелицый закричал от боли и ярости, а жеребец под ним, скрежеща зубами, дернулся в мою сторону и чуть не сбил меня с ног. Я отскочил, а копье так и осталось торчать в груди всадника. Изо рта его потекла струйка крови, комками застывая на бороде. Сжимая слабеющими руками копье, он испустил дух, а на губах его застыл безмолвный крик.

Раздался грохот копыт, крики воинов. Я повернулся и пустился наутек. Следовало бы не бежать, а идти, сжав зубы и глядя перед собой взглядом, холодным, как грудь монашки. Но так только в песнях скальдов бывает; я же мчался, раскрыв глаза шире, чем потаскуха расставляет ноги. Наверное, я тоже кричал от смеси страха и возбуждения – я был безоружен, земля дрожала от топота копыт, сердце молотом стучало в груди. Рольф с трудом удерживал датчан в строю. Они потрясали копьями и секирами и подбадривали меня улюлюканьем, надеясь, что я успею до них добежать. Пенда бросился мне навстречу. Я понял, что меня нагоняют, и припустил еще сильней. Наверное, Один Копьеметатель, глядя на меня, хохотал так громко, что дуб в Вальхалле качался.

– На землю! – завопил Пенда, метая копье.

Я бросился в пыль, перекатился на бок и увидел, как сакс, подпрыгнув, обхватил шею всадника. Тот опрокинулся в седле, а Пенду отбросило в сторону, будто зайца, который увернулся от собачьих зубов. Синелицые скакали прямо на нас, занеся мечи и собираясь отсечь нам головы.

Я вскочил и рывком поднял Пенду на ноги, оказавшись лицом к лицу со всадниками, – они натянули поводья, кони яростно заржали.

– Сюда, Ворон! – прокричал Рольф.

Обернувшись, я увидел, что незащищенный строй датчан все же выдвинулся вперед. Хорошо еще, у них было несколько копий – хватит, чтоб ненадолго задержать всадников. Под градом дротиков мы пятились к датчанам.

– Все назад! – взревел я.

Датчане выставили перед собой редкие копья. Рольфу удалось сбить копьем дротик и спасти брюхо одному из своих.

– Быстрее! – торопил я.

Горм кричал из Гердовой Титьки, что к нам идет еще отряд синелицых; все понимали, что еще немного – и мы окажемся в ловушке.

– Если они зайдут сзади, нам конец! – сказал Туфи, ругнувшись, – стрела просвистела рядом с его лицом.

– Тогда шевелись, Туфи, сын трехногой собаки, – заорал я на него.

Всадники щетинились оружием, однако я углядел, что один из них знаком велел остальным окружить нас и ударить сзади.

– Это мы скоро будем железом на наковальне, – сплюнул Пенда сквозь зубы, сжимая рукой плечо.

Всадник, на которого он набросился, лежал в стороне со сломанной шеей.

– Кидайте копья! – завопил я. – Потом бегите к Титьке!

Никому не хотелось лишаться последнего оружия, но нам нужно было выиграть время, поэтому датчане, ругаясь, принялись метать копья во всадников.

– А теперь бегом! – приказал я.

Бежавший позади меня датчанин упал, товарищи тут же подхватили его под руки. Те, кто добежал до Титьки первыми, распахнули двери, мы разом ввалились внутрь, половина датчан бросилась наверх по каменной лестнице, а остальные приперли ее бревнами от уцелевших навесов.

– Почему они не стали нас давить? И резать? – Бирньольф согнулся пополам, переводя дух.

Свечи по прежнему мирно горели, отбрасывая тени в темные углы странного пустого пристанища.

– А зачем? – отозвался Рольф, хмуро глядя на свою рассеченную на плече кожаную куртку с засохшими пятнами крови.