Тут я заметил того, кто бросил нам веревку. Стоя на коленях, он душил синелицего, глаза которого выпучились, как у выброшенной на берег рыбы. Среди датчан я его раньше не видел. По жилистым рукам и обожженной солнцем коже я догадался, что он – раб синелицых. Остальные гребцы трусливо жались на скамьях, вцепившись в весла и закрывая голову руками.

– Корабль наш! – прокричал сакс.

К правому борту подходил первый из снеккаров – датчанам не терпелось влиться в битву. Квельдульф с «Фьорд Элька» крутнулся назад, обдавая меня кровавыми брызгами из зияющей раны на лице. Противник тут же ударил его копьем в грудь, и Квельдульф рухнул на колени. Кругом лилась кровь, воины кричали, опьяненные восторгом битвы. Звон мечей и удары щитов о щиты заполнили весь мир.

– Стена щитов! – скомандовал Сигурд.

– В стену! – громогласно вторил ему Улаф, прорываясь к ярлу.

И вовремя – в таком хаосе велика вероятность, что тебя случайно убьет кто то из своих же, а не враг. Встав в строй, мы предотвратим еще больший хаос и сметем врага смертоносной стальной волной.

– Больше им нас не одурачить! – заявил Свейн Рыжий, вставая в стену щитов, которая уже почти заняла всю ширину палубы. Датчане построили свою стену на корме. В кольчугах и с оружием синелицых они выглядели грозно, хоть и несколько странно. Оказавшиеся между двух смертоносных валов, враги попытались было тоже встать в строй, однако не знали, в какую сторону повернуться. Многие рабы по прежнему прятались на скамьях, закованные в цепи и оттого беспомощные или слишком перепуганные, чтобы сражаться; другие лежали в лужах крови, заплатив слишком высокую цену за свободу. Выжившие, включая того, кто бросил нам веревку, сгрудились у мачты, переминаясь с ноги на ногу и не зная, к кому примкнуть, чтобы остаться в живых. Воины бросались оскорблениями, зажимали кровоточащие раны, задыхаясь, хватали ртом воздух, стонали от боли или молча умирали.

– Погодите! – закричал Сигурд.

Мы сомкнули щиты, уперлись ногами в качающуюся палубу и застыли в ожидании, тяжело дыша иссохшими, как кости дохлой собаки, ртами.

– Скандинавы! – прокричал грязнобородый, который помог нам взобраться на корабль. – Не убивайте нас. Я из Аггерсборга.

– Что, еще датчане? – пробормотал Брам Медведь себе в бороду, покрытую засохшей кровью.

– Мы – рабы у этих псов, – продолжал грязнобородый, с ненавистью глядя на оставшихся в живых синелицых, которые испуганно таращились на нас, словно побитые псы.

Их было человек тридцать, вооруженных и готовых к бою, но они видели, что второй корабль уплывает, бросая их на произвол судьбы.

– Я гну спину на этих псов уже два лета, но я всегда знал, что однажды с севера приплывут храбрые, как Тюр, воины и порешат сукиных сынов. Мое имя Ингвар.

Сигурд выступил вперед, и, судя по лицу Ингвара, тот понял, что перед ним ярл.

– Это ты нам веревку бросил? – спросил Сигурд.

– Да, господин, – не без гордости ответил Ингвар, склонив голову.

– Умно, – сказал Сигурд.

Все остальные рабы были синелицыми. Они глядели на нас в отчаянии, гадая, что их ждет.

– Я – Сигурд, ярл, а это мои волки. Ведом ли тебе их язык? – Он указал окровавленным мечом на кучку синелицых.

Те бормотали что то на своем странном языке.

Ингвар покачал головой.