– Люди редко поступают сознательно, Прентис, чаще они просто реагируют,– продолжала она будничным тоном.– Так было и в твоем случае. Отец хотел из тебя сделать убежденного атеистика, а ты возьми да ударься в религию. И вот результат…– Я будто услышал, как она пожала плечами.– Семьи с годами расшатываются. И тогда кто-то должен… привести все в порядок.– Она похлопала меня по плечу. Я повернулся. Волосы ее были очень белы на густо-зеленом фоне летних аргайлширских холмов и ярчайшей небесной синевы.– Прентис, у тебя есть какие-нибудь чувства к семье?

– Какие еще чувства, бабуля?

– Она для тебя что-то значит? Видишь ли, у каждого поколения есть свой шкворень. Кто-то, вокруг кого вращаются остальные, ты меня понимаешь?

– В какой-то степени,– ответил я уклончиво.

– Таким шкворнем был старый Хью, потом твой отец, потом – я, а дальше пошла эта катавасия с Кеннетом, Рори и Хеймишем – каждый считал себя шкворнем, да только…

– Папа точно мнит себя патриархом.

– Да, и у Кеннета, возможно, больше оснований притязать на верховенство в семье, хотя, мне кажется, Рори все-таки умнее. Твой дядя Хеймиш…– Она нахмурилась.– Этот паренек малость отклонился от прямого пути.

«Этому пареньку» было под пятьдесят, и он уже стал дедом. Не кто иной, как дядя Хеймиш, придумал «ньютонову религию». И пытался затянуть меня, когда мы с отцом поссорились.

– Интересно, а где сейчас дядя Рори? – попробовал я отвлечь бабушку от бесперспективной и даже опасной темы, для чего и предложил нашу родовую игру. Все мы мастаки распускать слухи о дяде Рори, сочинять истории о его приключениях и выдвигать версии его местонахождения.

В прошлом многообещающий юноша, он не оправдал надежд родни, сделавшись профессиональным бродягой и фокусником-любителем. Надо заметить, лучше всего ему удался фокус с исчезновением. С его собственным исчезновением.

– Да кто ж знает? – вздохнула бабушка.– Может, умер. С тех пор как пропал, ни единой весточки от него.

– Ну, умер – это вряд ли,– отрицательно покачал я головой.

– Э, Прентис, да я слышу в твоем голосе уверенность! Что такое ты знаешь, чего не знаем мы?

– Я просто чувствую,– пожал я плечами и швырнул в воду целую пригоршню гравия.

– И твой отец думает, что Рори вернется,– задумчиво произнесла Марго.– Всегда о нем так говорит, как будто он где-то рядом.

– Дядя вернется,– кивнул я и улегся на траву, подложив руки под голову.

– Не знаю, не знаю,– сказала бабушка Марго.– По мне, так вполне может статься, что его уже нет на свете.

– Почему?

По небу была разлита густая сияющая синева.

– Ты мне не поверишь.

– Что? – Я сел снова, повернулся к ней лицом. Бабушка Марго задрала рукав и обнажила белое в крапинах правое предплечье.

– Родинки, Прентис. Они мне много всякого рассказывают.

Я рассмеялся. Она даже не улыбнулась.

– Извините, бабуля, не понял.

Бабушка длинным бледным пальцем постучала себя по запястью, по большой коричневой родинке. Глаза сощурились. Она наклонилась ко мне и снова постучала по родинке.

– Ни шиша, Прентис.

– Ни шиша? – переспросил я, не зная, можно ли еще разок рассмеяться.