– Так, значит, я никогда не вернусь домой, дядя? Совсем никогда? – спросил мальчик.

– Послушай меня, Гарри. Твоя мать является последней женщиной в роду Джона Гонта в доме Ланкастеров. Ты – ее единственный сын, а ей уже почти тридцать лет. Словом, передо мной сейчас стоит последний мужчина из рода Ланкастеров. Это ты, Гарри. Всех остальных убили. Ты меня понимаешь? Если ты вернешься домой, если появишься в Лондоне и попытаешься жить тихой жизнью, я не дам за твою жизнь и ломаного гроша. Быть может, король Эдуард был вынужден мстить, однако, получив такую возможность, он насладился местью. Теперь на руках его столько крови, что он не остановится перед новым убийством, чтобы закончить свое дело. Мне очень жаль, мне действительно жаль, но теперь тебе нужно думать о том, как жить здесь. Тебе нужно найти способ надежно забыть про Англию.

Джаспер принялся гладить гладкий ствол старого дуба, и Генри внимательно наблюдал за ним. Оба молчали, и юноша тоже провел пальцами по древесине, не оставляя на ней никакого следа. Наконец, он по-птичьи склонил голову набок.

– А я подожду, дядя, – вдруг сказал он. – Я долго ждал в Пембруке, и ты приехал за мной. И если я подожду снова, быть может, путь домой сам откроется перед нами. Надежду терять нельзя.

Джаспер ощутил, как глаза его защипало, и расхохотался над самим собой.

– Я не буду унывать, Гарри. Дом будет сниться мне… Уэльс и Пембрук.

Повинуясь порыву, старший Тюдор повернулся в высокой траве в сторону солнца и занял такое положение, чтобы, как ему казалось, его взгляд был направлен на северо-запад.

– Наша родина там, Гарри. Наверное, над ней сейчас льет дождь, но дом есть дом – вне зависимости от погоды.

– Ах, madame, какой это был отважный и превосходный юноша! Я просил, чтобы мне прислали тело – похоронить его во французской земле, – однако они отказали. Мне так жаль… К тому же еще и ваш муж… Какая трагедия! Вы заслуживали лучшей участи, Маргарита, поверьте мне. Тем не менее вы вернулись домой. Здесь вам ничто не грозит, и вам больше незачем уезжать отсюда.

Французский король расцеловал ее в обе щеки, и Маргарет кивнула, прижав пальцы ко рту и не имея сил говорить. Людовик повел ее прочь от причала. Вещи королевы понесли чужие руки, однако плечи ее остались согбенными, и красота навсегда ушла от нее. Никто из тех, кто видел теперь Маргариту Анжуйскую, не узнал бы в ней ту девушку, которая с радостью и ожиданием отплывала в Англию, когда рядом с ней стоял Уильям де ла Поль и первая встреча с этой страной еще только ожидала ее.

Рождество 1482

Через одиннадцать лет после Тьюксбери

Музыка не трогала его. Танцоры скользили мимо его стола, однако он смотрел в пространство и ничего не видел. Король восседал на высоком подножье, в дубовом, крытом бархатом кресле с высокой спинкой, подперев подбородок ладонью. Кувшин с чистым, как слеза, зельем стоял возле его локтя, и слуга, находившийся за спинкой трона, ожидал подходящего мгновения, когда нужно будет заново наполнить его кубок.

Оба они уже утратили счет этим мгновениям.

Рождество в Вестминстере праздновали со светом и музыкой, с подарками беднякам и с пиршественными столами, накрытыми на сотни людей. Озаренную свечами публику развлекали музыканты, фокусники, метатели ножей и два акробата в пятнистых шкурах, прикрывавших угольно-черную кожу. Вечер начался хорошо и понемногу сделался более шумным – по мере того как лилось рекой вино.

Старцы и старицы давно отправились на покой, и время уже перевалило за полночь. Солнце восстанет снова – и только его новое явление положит конец веселью, заново явив взгляду все шрамы, царапины и обиды. Свечи светили, барабаны гремели, свирели выпевали новый рил.