– Да. – Рейли повернул ко мне лицо, моментально стирая с него следы тяжелых размышлений. – Я только что восхищался дарованиями вашего адъютанта, но, сир, еще более я поражен вашими дарованиями! Это было просто грандиозно!!!

– О чем вы? – поинтересовался я.

– Ну как же?! Какой великолепный спектакль вы устроили там, на галеоне. Знаете, когда я учился в Оксфорде, я частенько наблюдал, как балаганные лицедеи представляют люду древних королей. Но чтобы настоящий король так достоверно и убедительно сыграл какого‑то безвестного офицеришку… – Мой собеседник восхищенно прищелкнул пальцами.

– Благодарю, – кивнул я, активизируя связь и вызывая Дюнуара. – Но только я уже имел честь сообщить вам, сэр, что я отнюдь не король Генрих Наваррский, а лишь его брат – Шарль.

Рейли лишь пожал плечами, пропуская мои официозные объяснения мимо ушей.

– Тогда, в лесу Анесени, в одиночку, со шпагой против строя, были вы?

– Я. – Согласный кивок вдохновил корсара на новые воспоминания.

– И на Реймсской дороге тоже вы? И тогда, в марте, против Гиза?..

– И в Лувре, и в Реймсе, и против Гиза – все это действительно я. Ну и что с того?

– Должен сказать вам, как добрый подданный, вы были образцовым королем, сир!

– На все воля Божья! – прервал я. – В любом случае, когда б Господь судил мне тяжесть королевского венца, он бы распорядился по‑другому.

– Как знать, как знать? – с сомнением покачал головой Рейли. – Лишь для глупцов, разумом своим малоотличимых от коров и свиней, идущих им в пищу, Всевышний ставит легкие задачи. Для тех же, кто воистину наделен умом и волей, у него приготовлены вопросы позаковыристее, но и поинтереснее!

– Быть может, – глубоко вдыхая наполненный йодом свежий морской воздух, согласился я. – Я не силен в теологии.

– Сделаю вид, что вам верю. Но зато вы прирожденный актер! И я бы очень просил вас, когда мы прибудем в Лондон, какое‑то время вновь побыть тем, кого вы так гениально играли столь долгое время – вашим братом Генрихом.

Я вздохнул. Смысла объяснять этому отчаянному авантюристу обстоятельства, побудившие меня весь прошлый год носить чужое имя и титул, не было. Тем более что открывать ему всю правду и вовсе не с руки. Но, как говорится, карты на стол!

– Такие предложения не делаются из любви к искусству. Для них должна быть веская причина. Насколько мне известно, ни один драматург еще не сочинял пьес с участием Генриха Наваррского. Откровенность за откровенность – вы что же, Уолтер, намереваетесь поднять мятеж против вашей королевы?

– Я? Мятеж?!

Да славится чудесный и безмятежный свет Дианы,

Да славятся росы, которыми она увлажняет землю.

Да славятся ее лучи, эта слава ночи.

Да славится ее сила, которой исполнены все прочие силы.

Да славятся ее нимфы, которыми она украшает леса,

Да славятся ее рыцари, в которых живет истинная честь.

Кстати, я сочинил! По‑моему, весьма недурно.

– Пожалуй. Но вы не ответили на вопрос.

– Мятеж против Елизаветы – полное безумие. Мой старый приятель – Генри Перси, граф Нортумберленд вместе с еще одним безумцем – графом Вестморлендом года три тому назад попробовали устроить нечто подобное. Поверьте – это было жалкое зрелище! Фарс, переросший в трагедию! Всю весну и лето их войско, именуемое Армией пяти ран Христовых, громило и грабило север страны. Когда же настала осень, промозглая погода разогнала весь этот вооруженный сброд под теплые крыши. Генри бежал в Шотландию, но был изловлен и возвращен прямо в руки огнекудрой Бэт.